Белый морок. Голубой берег

За ним устремились и гости. Сбились вокруг Гальтерманна, ожидая команды. Но вместо команды опять послышалось несколько сильных взрывов, долетел треск пулеметов. Рехер сразу догадался: где-то на окраине города разгорается бой. Однако взрывы эти никого здесь не насторожили. Все дошли до того предела, когда способны только на одно — продолжать пить.

И они пили. Рехер смотрел на них и сожалел, что находится в этом балагане. Если бы его хоть оставили в покое, а то около него все время крутился Эрлингер, неустанно наливал в бокал всякие напитки и неумолчно жужжал о своем папеньке, который каждый год в последний день января привозит фюреру символическую кружку пива из своей мюнхенской пивной, на кого-то шепотом жаловался, так же шепотом кому-то угрожал, но понять что-либо из его бормотанья было невозможно. Правда, Рехер и не стремился понять. Для отвода глаз делал вид, что внимательно слушает, на самом же деле думал о том, как бы поскорее выбраться из этого балагана. И искренне обрадовался, когда увидел в двери запыленного эсэсовца, который с растерянным видом подбежал к Гальтерманну и стал что-то быстро-быстро нашептывать ему на ухо. Распухшее, синюшное лицо полицайфюрера постепенно каменело, а глаза становились большими и неподвижными.

— Кто дежурный по штабу? — рявкнул он.

— Гауптштурмфюрер Бергман.

— Немедленно ко мне! Поднять гарнизон по тревоге!

Запыленный эсэсовец молнией метнулся к выходу, а осоловевшие гости непонимающе уставились на Гальтерманна.

— Я должен сообщить вам, господа… Только прошу без паники! — заговорил он, ни на кого не глядя. — Произошло невероятное, господа. Неизвестные бандиты только что совершили вооруженное нападение на офицерский санаторий в Пуще-Водице. Как мне сообщили, там сейчас идет неравный бой.

«Бой!.. На территории офицерского санатория, под самым носом у СД? Вот так салют в честь победы над киевскими большевиками! — Как наказание за напрасно потерянный вечер в кругу омерзительных пьяниц воспринял Рехер это известие. Но тут же вспомнил о сыне, и его мгновенно обожгло острое чувство: — А Олесь ведь еще вчера находился в этом санатории! Боже, что могло бы произойти, если бы я своевременно не вернулся в Киев и не забрал его домой?!»

— Будем расходиться, господа! Я беру на себя руководство операцией по уничтожению бандитов, — торопливо застегивая пуговицы кителя, закончил Гальтерманн.

Протрезвевшая компания двинулась к выходу. За ними поплелся и Рехер с какой-то неясной тревогой на сердце.

«Неизвестные бандиты совершили налет на офицерский санаторий!.. Бандиты… Ха-ха, эти басни, герр Гальтерманн, расскажите дурачкам! Для такой операции не то что у бандитов — даже у партизан кишка тонка. Громить офицерские санатории в самом Киеве… Нет, ничего подобного еще не бывало! Выходит, рановато вы радовались, уважаемый герой, поражению «Кобры». Что в сравнении с сегодняшним событием это скромное происшествие! О разгроме «Кобры» никто теперь и не вспомнит, а вот донесение о налете на офицерский санаторий в Киеве непременно вызовет такую реакцию в Берлине, что кое-кто может лишиться головы. Тут уж и я приложу руку!» Но вдруг Рехера бросило в дрожь от одной мысли: «А что, если к этому событию причастен Олесь? У этих «бандитов» безусловно должен быть наводчик… А Олесь так рвался из санатория… Неужели знал?! Неужели все-таки знал?!»

VII

— Разрешите доложить, герр рейхсамтслейтер, проводник учебной команды особого назначения князь Тарханов по вашему вызову покорно прибыл!

Рехер даже глазом не повел в ответ на эти слова. Как и прежде, полулежал в кожаном кресле у раскрытой двери, выходившей на затененный кленовыми пышными ветками балкой, держал в руках пачку густо исписанных листов. Тарханов не знал, конечно, по какому делу он вызван сюда, как не было ему известно и то, что за бумаги изучает с таким вниманием всесильный посланец Розенберга. А это было собственноручное свидетельство Ивана Севрюка о боевом пути и бесславном конце зондеркоманды «Кобра». И вызов княжеского потомка имел к нему, можно сказать, самое прямое отношение.

Слишком много изведал всего на своем веку Рехер, чтобы не понимать: ночное происшествие в Пуще-Водице будет иметь для кое-кого в Киеве весьма печальные последствия. Фюрер никому не простит уничтожения почти трехсот героев победной харьковской операции. И, главное, где? В городе, который лежит в сотнях километров от фронта! Следовательно, если не из самой ставки, то, по крайней мере, из резиденции гаулейтера Коха надо ждать гостей, которые после расследования и определят, чью голову бросить на плаху. Собственно, никакого расследования не будет — будет игра, которую проиграет тот, кто не сумеет своевременно запастись весомыми козырями. Поэтому еще ночью, возвращаясь от Гальтерманна, Рехер наметил четкий план подготовки к будущей баталии, хотя она и не могла затронуть его непосредственно. Но, зная волчьи повадки местных верховодов, он не стал медлить. Уже на рассвете, пока соперники еще не осознали всего трагизма положения, приступил к осуществлению своего замысла.