Белый морок. Голубой берег

«А зачем я это?.. — внезапно хватился Рехер. Пробежал глазами письмо и сокрушенно покачал головой: — Нет, такой словесной жвачкой Розенберга не зацепить за живое. Какие-то ненужные всхлипывания вместо гневного обвинения…» Но попробуй извлечь из памяти страстные и яркие слова, когда голова точно ватой набита! Чтобы разогнать усталость, он встал из-за стола, закурил сигарету и зашагал из угла в угол, заложив за голову руки. Потом остановился у окна, распахнул его настежь.

Солнце уже давно опустилось за вылинявший небосклон, однако зной не спадал. Воздух на улице был жаркий, недвижный, дышалось тяжело, тело, словно вываренное, жаждало свежести, прохлады. И Рехеру захотелось выскочить из этого каменного мешка, броситься с разгону в прохладные волны Днепра. До того захотелось, что даже зарябило в глазах, а в ушах послышался плеск волн.

«А почему бы и в самом деле на Днепр не поехать? Прихвачу Олеся и махнем куда-нибудь на тихую старицу. Я ведь так мало уделяю ему внимания…» Он выглянул было в окно, чтобы кликнуть шофера, но вспомнил о недописанном докладе и остановился в нерешительности. Надо было отправить тайное послание Розенбергу. И не когда-нибудь, а именно сегодня, пока его не опередил Гальтерманн. Так он и стоял некоторое время, не будучи в состоянии ни превозмочь желание искупаться, ни вернуться к работе.

Наконец пошел к столу, нагнулся над листом, но яркие и точные слова, которых так ему сейчас недоставало, окончательно застряли в закоулках памяти; мысли, не созрев, наплывали одна на другую, и он с горечью вспомнил не столь уж и далекие годы, когда из-под его пера легко и непринужденно текли страницы, которые впоследствии становились книгами главного идеолога рейха Адольфа Розенберга. Нет, Рехер никогда не жалел, что на протяжении десятилетий анонимно работал на других, — во имя великой мечты он сознательно принес себя в жертву! Но сейчас его тревожило сомнение — не напрасно ли он растратил свою жизнь?

Углубившись в невеселые воспоминания, Рехер не расслышал быстрых шагов в приемной. Не заметил и того, как в кабинет вошел секретарь:

— Герр бригаденфюрер просит аудиенции…

Только после этих слов Рехер поднял голову, удивленно взглянул на секретаря: «Бригаденфюрер? В такую пору?..» И в тот же миг, бесцеремонно оттолкнув плечом тщедушного писаря, в кабинет ввалился осанистый, изрядно растолстевший на киевских харчах Гальтерманн. Он был перетянут вдоль и поперек новыми скрипучими ремнями, застегнут на все пуговицы, торжественный и напыщенный.

— Герр Рехер, что это значит? Сколько можно пропадать за рабочим столом?..

— Дела, дела… — неопределенно пожал плечами хозяин и поспешил навстречу позднему гостю, чтобы не подпустить его к столу, на котором были разбросаны наметки тайного послания. — У вас что-то случилось?

— Уж конечно, без крайней надобности я не решился бы вас беспокоить, — при этом Гальтерманн заговорщически сверкнул воровскими глазами, горделиво выпятил грудь и, подойдя к Рехеру вплотную, ткнул ему руку: — Можете поздравить! Час назад я рапортовал рейхсфюреру…

«Залил коньяком глотку и дышит в самое лицо. Скотина!» Чтобы подавить тошноту, внезапно подступившую к горлу, Рехер попятился к столу. Но не так-то легко отвязаться от пьяного. Заметив, как вдруг побледнело лицо рейхсамтслейтера, Гальтерманн забеспокоился:

— Что с вами? Вам нехорошо? Позвать врача?

— Переутомился. Да еще такая жарища…

— Здесь все не так, как надо: то гроза, то зной. Но скоро мы и погоду переделаем на свой лад. Если уж сумели свернуть шею большевикам… Кстати, вы догадываетесь, зачем я приехал в такое время?

— Сами скажете.

— Пригласить на торжественный ужин.

— К сожалению, у меня еще множество дел.

— У всех дела. Но в честь такого события… Я помню ваше обещание: выпить после успешного завершения операции. Было такое?

— Но вы видите, я сейчас не в форме.

— Мы поможем вам обрести самую лучшую форму! — хихикнул Гальтерманн. — Так что никаких отказов.

— А как вел себя мой «крестник» Кушниренко? — переменил Рехер тему разговора.

— Безукоризненно! Без него вряд ли удалось бы заарканить Бруза… Но как вам удалось обломать Кушниренко рога?

— Об этом вам лучше у него спросить.

— Спрашивал — молчит.

У Рехера нервно дернулось веко на левом глазу.

— А вы что, разве не отпустили его? Я обещал Кушниренко свободу после операции.

Гальтерманн удивленно, даже ошарашенно уставился на Рехера, словно говоря: для чего это благородство в отношениях с большевиками? Пока нам выгодно, им можно обещать хоть золотые горы, но выполнять обещания совсем не обязательно.

— Но ведь, герр Рехер…