Белый морок. Голубой берег

Внезапно Рехер почувствовал, как чьи-то быстрые, натренированные руки стали бесцеремонно ощупывать его с головы до пят. Это было уже сверх всякого нахальства! Его, личного советника и полномочного представителя рейхсминистра Розенберга на Украине, обыскивали как уличного воришку. От возмущения сердце у него часто заколотилось, перед глазами поплыли оранжевые, желтые, фиолетовые круги.

Но вот быстрые руки сделали свое дело — впереди взвизгнул металл, и шагах в шести-семи засерел квадрат, похожий на выход. Рехер устремился туда, хотя и понимал: там его могли ждать унижения еще большие. Но на этом первый тур проверки, очевидно, кончился: эсэсовец, стоявший на посту у выхода, молча подхватил полуживого посетителя и, как слепого, повел в темноте куда-то по ковру, затем властно усадил в кожаное кресло.

По крепкому запаху пота, ваксы и табака Рехер догадался, что он тут не один. Но кто его соседи, сколько их, установить не мог, как не мог и сообразить, где сейчас находится. Лишь через некоторое время, когда сердце чуть угомонилось и исчезли разноцветные круги в глазах, рассмотрел, что сидит в небольшом овальном зале, под сводом которого висит люстра в форме свастики. А еще через минуту-другую различил в стенах причудливые соты-углубления, в которые были вмурованы кресла. «Это, наверное, для того, чтобы присутствующие здесь не могли не только переговариваться, но даже и обменяться взглядом», — подумал Рехер, рассматривая черные пасти амбразур впереди, контролирующие буквально все помещение.

Вдруг настороженную тишину разорвал гортанный голос:

— Внимание! Встать!

Не успел Рехер вскочить на ноги, как с потолка брызнул такой яркий свет, что он невольно зажмурил глаза. Но все же успел заметить среди важных чинов и черномундирников, рассредоточенных по сотам-углублениям, генерал-комиссара Тавриды Альфреда Фрауэнфельда, цивильного правителя Николаевского генерального округа Оппермана и, кажется, Магунию. «Зачем же меня затянули в этот балаган? Что вообще замыслил обер-палач рейха? С каких пор он стал верховодить над подчиненными восточному министерству генерал-комиссарами, что созывает их на свои шабаши?..»

— Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер! — снова раздался гортанный голос.

Раскрыв глаза, Рехер увидел, как из бокового входа проворно выскользнул «железный» Генрих, прыгнул, точно козленок, на небольшое, под двумя амбразурами возвышение, служившее, видимо, сценой. В традиционной коричневой сорочке, с повязкой штурмовика на рукаве, в портупее и темном галстуке, с приколотым золотым партийным значком, в наглаженных галифе и сверкающих крагах, он какое-то время стоял со сложенными на животе руками и ощупывал выпученными глазами ослепленное электричеством сборище, ни на ком особо не задерживая взгляд. Потом резко выбросил вперед правую руку:

— Хайль Гитлер!

— Ха-а-йль!.. — зашелся ревом зал.

Втайне Рехер ненавидел массовые истерии и где только мог уклонялся от участия в таких клоунадах, но на этот раз и кричал изо всех сил, и пялил глаза на высокое начальство, как на чудотворную икону. Знал, какой дорогой ценой платили даже заслуженные нацисты за проявление неуважения к партийным церемониалам. Ведь Гиммлер нередко устраивал всяческие встречи старых приятелей, занимавших высокие должности, с одной тайной целью: проверить их лояльность и боевой дух. Приятели, конечно, понятия не имели, что каждая их неопределенная усмешка, косой взгляд или недовольная гримаса во время традиционного прославления фюрера неумолимо фиксировались на фотопленку, которая впоследствии попадала в руки специальной группы психологов-физиономистов из управления гестапо и надлежащим образом расшифровывалась. И сколько простаков, ни в чем не виноватых, но заподозренных, исчезло бесследно после этих «дружеских» встреч у «железного» Генриха! Рехер был абсолютно уверен, что скрытые фотокамеры и сейчас делают свое дело, потому, подавив недавние обиды, изо всех сил демонстрировал свой фанатизм и преданность фюреру.

— Партайгеноссе! — Гиммлер подал знак, чтобы присутствующие сели. — Дела исключительной важности принудили меня оторвать вас от ваших дел и вызвать сюда. То, что вы здесь услышите, носит архисекретный характер и ни при каких обстоятельствах не может быть разглашено. По личному поручению фюрера я должен сообщить вам основные принципы генеральной немецкой политики на ближайшие двадцать пять — тридцать лет на оккупированных советских территориях…

«А какое, собственно, отношение имеет Гиммлер к этим территориям? — и удивился и возмутился Рехер. — Гитлер ведь доверил как практическое руководство оккупированными областями на Востоке, так и теоретическую разработку проблем их будущего уклада Розенбергу? Почему же этот тюремщик сует свое рыло в чужой огород?..»