Белый морок. Голубой берег

Давно не знала Семенютина хата такого подъема. Только Ляшенко полулежал с каким-то мрачным выражением лица. Ибо всегда, когда им начинало в чем-то слишком везти, его охватывала подсознательная тревога. Ведь не раз в жизни он убеждался, что за этим везением непременно последуют неудачи, что успех зачастую бывает провозвестником беды. Ему иногда даже казалось, что природа умышленно выравнивает общий баланс побед и поражений.

— А я, дорогие товарищи, побаиваюсь удач, которые вдруг идут косяками. Бывает, за ними следуют уничтожающие поражения…

— Ну, не будем же мы отмахиваться от удач сейчас, — улыбнулся Ксендз. — Да и стоит ли драматизировать события? Наша первейшая задача — как можно скорее установить контакт с этими рейдовиками.

— И вы знаете, как это сделать?

— Предлагаю немедленно создать поисковую кавалерийскую группу и выслать ее для изучения рейдовиков и установления с ними связи.

— Идея интересная, но не превратится ли этот поиск в беготню по пересеченной местности, как это уже было весной? — снова подбросил сомнения Ляшенко.

— Выпускать поисковую группу куда глаза глядят никто не собирается. Нам известно направление и приблизительная скорость продвижения рейдовиков, и мы без особых трудностей определим район их появления завтра или послезавтра. Разумеется, район слишком приблизительный, поэтому командир поисковой кавгруппы должен проявить определенную сообразительность и изобретательность. Если бы тот же Колодяжный не был ранен, уже сегодня я отправил бы его на поиски…

— Пускай Кирилл лечится, пошлем кого-нибудь другого. Скажем, того же Заграву.

— А кто будет готовить «тараны» для операции «Волосожар»?

— Поручим Довгалю. А на поиски посланцев Большой земли лучше всего Василя отправить.

— Не знаю, не знаю… — впервые так категорично возразил Артему Ксендз. — Для такого дела нужен не просто сорвиголова, а человек рассудительный и более опытный…

— Что вы этим хотите сказать? Что Заграва уступает Колодяжному?

— Зачем такие крайности? Я просто знаю, что Кириллу после двухнедельного рейдирования с «родичем» можно смело поручать самые сложные операции.

— Вот уж понравился вам этот Колодяжный! — наконец взорвался гневом Артем. — Но какие у вас претензии к Заграве? Скажите честно: почему вы не хотите, чтобы именно он возглавил поисковую группу?

Ксендз поднял голову, посмотрел Артему прямо в глаза, а затем спокойно сказал:

— Если честно, сам не знаю, но очень не хочу. Какое-то внутреннее сопротивление ощущаю…

— Ну, вы эту мистику оставьте! Если мы начнем руководствоваться собственной интуицией в оценке людей…

— В самом деле, Витольд Станиславович, это на вас мало похоже, — включился в разговор и Ляшенко. — Интуиция, наверное, шаткое основание в таком деле.

— Хорошо. Я свое мнение выразил, а вы поступайте как знаете, вы — командиры.

XXIII

Выстрел прозвучал неожиданно. Стреляли где-то совсем недалеко, притом со стороны села, потому что пуля с куцым взвизгом пролетела буквально над головами, и в молодой поросли осинника за левадами испуганно заметались сбитые листья.

Шестеро всадников, будто пронизанные общим чувством, тотчас же застыли на месте, насторожились. Что бы это могло значить? Появление карателей? Коварные «проводы» сечкаревцев?.. Время шло, но ни единого выстрела больше не прозвучало.

— Ну, хлопцы, такого прощать нельзя! — сорвал с головы пропотевшую фуражку Пилип Гончарук. — Я хочу знать, черт его побери, кому же это мы дорогу перешли?..

— Не иначе какому-нибудь недобитому полицайчуку, — высказал догадку всегда рассудительный Яков Новохатский.

— Те-те-те… — передразнил его Гриц Маршуба. — И откуда бы он здесь взялся, этот полицайчук? После заварухи, которую в Сечкарях устроили наши предшественники, служителей «нового порядка» днем с огнем не найдешь. А если какой-нибудь из них где-нибудь и притаился, то не такой он пень, чтобы по-глупому себя выдавать…

— Так что же тогда получается? Что по нас бывшие колхозники стреляли? Мы, значит, к ним ладком, а они нам в спину — пули?.. А ну, Василь, побыстрее поворачивай группу назад! — поднявшись на стременах, яростно замахал у себя над головой кулачищами Семен Синило. — Я им покажу, как стрелять!..

Побледневший и весь напряженный, Заграва просто содрогался от злости и непреоборимого желания рвануть к крайним сечкаревским хатам и на первой же ветке повесить гниду, стрелявшую им в спину. Только он уже был далеко не тем Василем, который когда-то начинал протаптывать партизанские стежки-дорожки. Теперь он умел сдерживать свои самые крутые чувства и скрывать самую невыносимую боль. Мог ли он вот в такой ситуации действовать сгоряча, рисковать понапрасну? Подумав, пришел к выводу, что не следует поддаваться слепому бешенству. Того, кто стрелял, они вряд ли сразу найдут, а устраивать в Сечкарях побоище… Нет, не имеют они на это ни права, ни времени! Ведь этот выстрел мог быть условным сигналом для эсэсовцев, которые недавно выгрузились на полустанке Спартак.