…Тогда тоже был тихий летний вечер. И такие же туманы клубились над прудом. В полночь он прибился к хате с резными наличниками, притаился за берестом и в тысячный раз стал перетряхивать в памяти воспоминания. И вдруг до его слуха донесся сдавленный женский плач. Припал ухом к окну — да, в хате безутешно рыдала София. Не помня себя он бросился на крыльцо, забарабанил в дверь.
— Кто тут? Что случилось? — выбежал на стук растерянный Софиин муж.
Какое-то мгновение Матвей прожигал ненавидящим взглядом долговязого, тонкого в кости бантышского фельдшера Григора Коздобыча, а потом, ослепленный ненавистью, осатаневший, вцепился ему в горло и принялся колотить головой о притолоку. То была их первая встреча с тех пор, как Матвей вернулся из плаваний по далеким морям. Страшная встреча.
Он не помнил, как выскочила на крыльцо простоволосая София, как вырвала из его рук залитого кровью, потерявшего сознание мужа. Лишь утром услышал от людей, что прошлой ночью в семье Коздобычей стряслось горе — бандиты покалечили Григора, а София преждевременно родила дочку. Одного только почему-то не знали люди: кто виноват во всех этих бедах?
После той ночи потускнел, совсем слинял для Матвея белый свет. Как спасения, как награды за все страдания ждал он ареста, но София с Григором не только не спешили подавать в суд на налетчика, но даже не называли его имени. И тогда он решил сам пойти в милицию и рассказать о происшествии. Но на следующий день… на следующий день началась война. Завихрилась, завертелась, пошла наперекосяк жизнь Матвея. Срочная мобилизация, нескончаемые отступления, кровавые бои на днепровских рубежах и, наконец, плен…
Только глубокой осенью ему посчастливилось вырваться из-за колючей проволоки Дарницкого лагеря и добраться домой, но за всю зиму он ни разу не наведался в Бантыши. И сейчас шел с неясной тревогой в сердце: как его встретят?..
Миновал поредевший за зиму сад с дуплистыми грушами, вот уже и калитка осталась позади. По старой привычке подался было к бересту, но спохватился — взошел на крыльцо. Прислушался — в хате не спали. На его осторожный стук в окне блеснула тоненькая полоска света: кто-то выглянул на улицу. Он постучал еще.
Недовольно взвизгнули металлические петли, и в темном прямоугольнике двери показалась женщина в белом.
— Ты? — испуганно вскрикнула женщина и невольно отпрянула назад.
Он молча ступил в сени.
— Зачем пришел? — А в голосе и страх, и гнев, и мольба.
— Григор дома?
— У тебя к нему не может быть никакого дела! Не может!..
— Я пришел к вам…
— Для тебя стежка сюда заказана навсегда. — И София заступила ему путь.
Распущенные мягкие волосы коснулись его руки, и он почувствовал, как глубоко в груди шевельнулось что-то сладостно-щемящее.
— Я должен видеть Григора.
— Не пущу! Не пущу!..
На ее голос распахнулась дверь, и на пороге появился худой, ссутуленный мужчина в расстегнутой полотняной сорочке. Матвей сначала не узнал щеголеватого прежде своего соперника.
— Что тут?.. — заикнулся было Коздобыч, но сразу же догадался, кто перед ним, и прикусил язык.
Через распахнутую дверь Матвей пробежал взглядом по тускло освещенной комнате: в ней почти ничего не изменилось. Тот же резной поставец, те же иконы, деревянная кровать на точеных ножках. Появилось только металлическое кольцо на матице, к которому подвешивают люльку.
— Может, все-таки впустите в дом?
— Входи, коли пришел, — без особой радости, но и без ненависти промолвил Григор и впустил Матвея.
Даже не притворив наружной двери, в хату кошкой скользнула София. Бросилась к запечку, схватила на руки девочку с такими же, как у нее, большими темно-карими глазами и темными кудрявыми волосенками, прижала к груди, будто кто-то зарился на ее сокровище. Григор встал у скамьи, заваленной высушенными грушевыми поленьями, столярным инструментом, только что выточенными ложками.
— Ты что, профессию переменил? — неуверенно спросил Матвей.
— Что профессия, сейчас вон мир меняется.
— И как, получается?
— Как видишь.
Разговор явно не клеился. И Григор, и София хорошо понимали, что совсем не случайно притащился в столь позднюю пору, да еще при оружии, Матвей. Но зачем, зачем?..
— Вы тут одни?
От этого вопроса Коздобыч слегка побледнел, переглянулся с женой.
— Что тебе от нас нужно? — надрывно воскликнула София и заслонила собой мужа. — Мало тебе, что искалечил Григора? Чего ты еще хочешь?
— Я пришел за помощью…
София сразу умолкла, застыл пораженный Григор:
— И ты пришел за помощью именно к нам?
— Да, именно к вам.
— Странно, очень даже странно, — усмехнулся Коздобыч уголками прищуренных глаз. — Просить помощи у врага…
— Враг теперь у всех один — фашисты.
Григор, казалось, пропустил мимо ушей слова Матвея.
— И все же после того, что произошло… Не понимаю, как ты можешь обращаться ко мне за помощью после всего?..