Читаем Белый морок. Голубой берег полностью

— Потому и обращаюсь, что хорошо тебя знаю, — перебил Матвей. — После всего, что я тут натворил год назад, ты мог упечь меня в тюрьму, ославить перед всем миром — и это было бы справедливо. Но ни ты, ни София не сделали этого. Люди и поныне не знают, кто ваш обидчик… Так к кому же, как не к проверенным людям, могу я обратиться в трудную минуту? Тем более что дело идет о медицинской помощи.

— Ты болен? — И саркастическая, недоверчивая улыбка скользнула в голубых глазах Григора.

— Не о себе прошу. Одному человеку крайне нужна помощь… Партизану!

— Григор! Он хочет погубить нас! — вскрикнула София. — Он заманивает тебя в капкан, чтобы потом донести…

Коздобыч полоснул жену укоризненным взглядом, и та сразу же замолчала.

— Как видишь, врачеванье я оставил. Да и какой из меня исцелитель? Недоучка, сельский фельдшер. Сейчас мое занятие — ложки. — И, вероятно, чтобы убедить нежданного посетителя, опустился на маленькую скамеечку, принялся зачем-то перебирать различные резцы.

— Но в данном случае ты можешь и отложить ложки. Человек помирает. Свой, советский!

На лице Григора — растерянность и смятение. Помирает человек… Как тут быть? Скольким окруженцам, убежавшим из лагерей, военнопленным он уже помог! И приют давал, и раны подлечивал, и указывал глухую дорогу, а вот сейчас…

— Не будет тебе добра, если не поможешь человеку, который защищал твой дом, — уже сурово сказал Матвей. — Мы с тобой можем ненавидеть друг друга, даже враждовать до последнего вздоха, но когда речь идет о святом нашем долге… Подумай!

— Что ты его пугаешь? Он уже пуганый!.. И откуда ты только взялся на нашу голову! — снова запричитала София.

Матвей будто и не слыхал ее слов.

— Сегодня мы уже похоронили одного под Миколаевщиной. И только потому, что не смогли вовремя оказать медицинскую помощь… Следующая смерть будет на твоей совести, Григор. Запомни!..

Только для вида перебирает Григор резцы и стамески, а сам думает тяжкую думу: «Следующая смерть будет на твоей совести…» Может, оно и так. Но больно, невыносимо больно слышать это от своего обидчика. Если бы не Матвей, разве сидел бы он здесь в этакую пору? Давно бы ушел к генералу Калашнику, как ушло уже немало его односельчан. А с отбитой печенью путь его короток: бывает, так прихватит, что свет не мил…

София, видимо, заметила колебания мужа и поднесла ему дочку:

— Подумай о ней. Немчура и ее не пощадит, когда узнает, у кого на поводу пошел ее отец…

— А без повода, думаешь, фашисты обойдут вас стороной? — повысил голос Матвей. — У нас вон тоже были такие мудрецы — от родной матери отворачивались, лишь бы не прогневить чужаков. Только это не помогло. Слышали, что от Миколаевщины осталось?

— Ты хочешь, чтобы и с нами такое же учинили?

— Я хочу, чтобы вы оставались людьми. Понимаю, это — риск, но должен же кто-то рисковать во имя победы.

— А почему ты именно Григора подбиваешь на это? Иди поищи других… Кто поглупее…

От слов жены Коздобыч переменился в лице. Глаза стали жесткими, на щеках и на лбу выступили багровые пятна. Он медленно встал и прошептал:

— София!..

Этого оказалось достаточно, чтобы она опустила голову, съежилась и попятилась к запечью. Матвею даже не верилось, что хилый с виду Григор так прибрал к рукам норовистую и не обузданную когда-то Софию.

— Какой помощи ты ждешь от меня? — обратился Григор к Довгалю.

— Не я — партизаны.

София вскрикнула. Вздрогнул и Григор, часто-часто заморгал, но сразу пригасил волнение и с нарочитым безразличием сказал:

— Пусть будет так. Но что надо конкретно?

— Конкретно? Я прошу предоставить убежище нашему товарищу. Подлечить его, пока выздоровеет. Погибнет человек в походах…

— Куда он ранен?

— Не в ранах дело. Его прямо выворачивает от кашля, видно, болезнь легких.

Григор сверлил взглядом пол, а затем решительно произнес:

— Несите!

Матвей ему поклонился:

— Что ж, спасибо!

— Благодарить меня нечего. Запомни: я это делаю совсем не ради тебя.

— За откровенность тоже спасибо. Но запомни и ты: если хоть волос упадет с головы нашего товарища…

— Можешь не продолжать. С кого, с кого, а с меня спросишь вдвойне. Знаю хорошо!

Какое-то время Матвей молчал, а потом произнес:

— Неплохо, если бы ты подыскал себе помощников. Не может быть, чтобы здесь не нашлось верных людей.

— Это уж не твоя забота.

— Пусть не моя, да нам, может, еще не раз придется обращаться к тебе за помощью. А одному за несколькими ходить не под силу.

— Ты хочешь посоветовать, чтобы я тут открыл партизанский госпиталь?

— Госпиталь не госпиталь, а надежное убежище для раненых устроить надо.

— Хорошо, подумаю. А партизанам передай: на Григора Коздобыча они могут всегда рассчитывать… Так и передай!

<p><strong>XIV</strong></p>

Только через три дня вернулся Заграва из Студеной Криницы. Начинало рассветать, когда он добрался до места расположения отряда в лесу, неподалеку от Миколаевщины. Соскочил со взмокшего коня, пролез в чащу, где на сосновых ветвях спали люди, только что прибывшие из похода по окружным селам, отыскал среди них Артема и, дотронувшись до его плеча, проговорил:

— Вставай, комиссар! Иди Данюху встречать!

Перейти на страницу:

Все книги серии Тетралогия о подпольщиках и партизанах

Похожие книги

Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Новый роман от автора бестселлеров «Русский штрафник Вермахта» и «Адский штрафбат». Завершение фронтового пути Russisch Deutscher — русского немца, который в 1945 году с боями прошел от Вислы до Одера и от Одера до Берлина. Но если для советских солдат это были дороги победы, то для него — путь поражения. Потому что, родившись на Волге, он вырос в гитлеровской Германии. Потому что он носит немецкую форму и служит в 570-м штрафном батальоне Вермахта, вместе с которым ему предстоит сражаться на Зееловских высотах и на улицах Берлина. Над Рейхстагом уже развевается красный флаг, а последние штрафники Гитлера, будто завороженные, продолжают убивать и умирать. За что? Ради кого? Как вырваться из этого кровавого ада, как перестать быть статистом апокалипсиса, как пережить Der Gotterdammerung — «гибель богов»?

Генрих Владимирович Эрлих , Генрих Эрлих

Проза / Проза о войне / Военная проза