Тот мгновенно раскрыл набухшие усталостью веки, вскочил:
— Что, прибыли? — и, не дожидаясь ответа, бросился к поляне.
Заграва — следом. За оврагом с размытыми склонами Артем остановился, стал вглядываться в предрассветные сумерки. Увидел на поляне одинокую фигуру человека и в тревоге спросил:
— А где же отряд?..
— На марше. Там такой отряд, что ахнешь… — причмокнул губами от радости Василь.
Спросонок Артем не понял, на что намекает Василь, но переспрашивать не стал. Поправляя на ходу одежду, поспешил к тому одинокому, в котором скорее угадал, чем узнал, Ляшенко.
— Вернулся? С отрядом все в порядке? А где столько пропадал?
— На твоем месте, комиссар, я расцеловал бы Данюху. И притом в обе щеки! — хитровато сверкнул глазами неутомимый Заграва. — Он такое отколол… Скажу — не поверишь.
— Да говори уж, говори! Что жилы тянешь?
— Группу Мажары разыскал.
— Группу Мажары?.. — Дремота, легким облачком все еще плававшая перед глазами Артема, мигом исчезла. Он не знал, верить Василю или нет. Столько сил и времени было потрачено на розыски этой злосчастной группы, что он даже изверился в возможности отыскать ее.
— И не только Мажару!.. Но скоро сам все увидишь.
На радостях Артем сжал Данилу за плечи, по-мальчишески затряс в объятиях.
— Вот это новость! Не знаю, как тебя и благодарить… А то я, грешным делом, уже думал… Как же ты напал на след Мажары?
— Представь себе, рядом со Студеной Криницей.
— Не может быть! Я ведь сам туда наведывался, гонцов дважды посылал. Если бы Мажара где-то там мотался, кто-то непременно бы напал на его след.
Ляшенко смущенно пожал плечами:
— Напасть на след Мажары не так-то легко было. Я, кажется, говорил тебе, что в хитростях с Лаврином даже старому лису не сравняться. Думаешь, на этот раз он не взнуздал своего испытанного конька? Ровно неделю ждал связного от Петровича, а когда услышал о появлении карателей, немедленно прибег к хитрости… На ту пору недалеко от Студеной Криницы оккупанты начинали лесоразработки, вот и махнул к ним. И не как-нибудь, а с официальной бумагой, которую его грамотеи накатали на бланке киевской горуправы. Рабочие люди, конечно, всюду требуются немцам, и они с радостью приняли мажаровцев. Вот так вся группа Лаврина получила и крышу над головой, и продовольственные пайки, а главное — легализовалась, избежала преследования. Валили лес, а попутно Лаврин все время с помощью местного населения наводил справки о нас…
— Ну и Мажара!
— А как они с Данюхой встретились… Ну точно тебе как в кино! — Заграва дергает Данилу за рукав.
— Да что там особенного? — отмахивается тот. — Встреча как встреча.
— А ты расскажи, расскажи!
Ляшенко пожимает плечами, мол, нашли о чем спрашивать. Но если уж вас так интересует, то слушайте:
— Как мы и договаривались, сразу по прибытии в Студеную Криницу я начал наводить среди крестьян справки о партизанах. Никто ничего определенного о них сказать не мог, а вот о военнопленных, пригнанных недавно на лесоразработки, кое-что узнал. Ну, я и решил позондировать почву, что там за люди, каковы их помыслы. Послал туда Петра Косицу… вернее, он сам напросился в разведку. Пробрался к баракам лесорубов, а там и Мажару встретил…
— Так где же Лаврин? Почему его нет с вами?
Заграва отвел глаза в сторону, нахмурился. Увял, опустил голову и Ляшенко. Артем уставился на него воспаленными глазами и вдруг увидел, как сильно изменился Ляшенко со времени их последней встречи. Словно после тяжелой болезни осунулось его лицо, в темных углублениях, под бровями утонули и угасли глаза. Он весь поник, сгорбился, стал даже ниже ростом, неприметнее.
«Страдает… Ясное дело, страдает: дочь фашисты казнили! А у меня даже слова теплого не нашлось для него», — упрекнул себя мысленно Артем и спросил уже мягче:
— Так почему же Лаврин не пришел с вами?
— Мажара, видимо, не скоро придет, — вздохнул Данило. — Он ранен, тяжело ранен. Мы оставили его в бессознательном состоянии в Студеной Кринице.
— Люди там надежные, — добавил Заграва. — Только бы у него хватило сил побороть смерть.
Артем не стал расспрашивать, как это случилось, лишь крепче сжал губы, свел кустистые брови.