Белый олеандр

— Иногда я так устаю от этого нытья… — Она закинула руку ему на плечо, втиснулась грудью в шею. — Вечно разбираешься со всем этим дерьмом… — Старр взяла с доски моего белого коня. — Как они мне нравятся. Почему ты меня не научишь, миленький?

— Да я пытался как-то раз, — протянул он неясным воркующим голосом и поцеловал ее грудь прямо перед моим носом. — Не помнишь? Ты так разбушевалась, даже перевернула доску. — Он выхватил у нее коня и поставил его обратно на доску. Король на пятую клетку.

— Это было в пору моего пьянства.

— Могут ли белые поставить мат в один ход? — спросил он, повторяя Бобби Фишера.

— В один ход? — Старр пощекотала ему нос завитой прядью. — Звучит не больно-то заманчиво.

Конь белых берет черного слона. Я передвинула искусно вырезанную фигурку.

— Мат.

Но они целовались, не замечая меня. Потом Старр велела ребятам идти спать и повела дядю Рэя в их комнату.

Всю ночь я лежала в своем спальном мешке с лассо и скачущими мустангами, слушала стук их кровати в перегородку, всплески их смеха. Интересно, ревнуют ли родные дочери своих отцов к матерям, бывает ли им противно смотреть, как отцы целуют матерей, берут их за груди? Я сжала свою маленькую грудь, горячую в застегнутом спальнике, представила, как может ее ощущать мужская рука. Если бы у меня была фигура Старр. Казалось, она была совершенно иным существом, не таким, как я, — со своей узкой талией, круглыми, точно грейпфруты, грудями и такими же круглыми ягодицами. Я представила, как снимаю одежду и мужчина, похожий на дядю Рэя, смотрит на меня.

Было ужасно жарко. Я расстегнула молнию и легла поверх влажной фланели.

Старр даже не пыталась сглаживать свои формы одеждой, не такой уж она была христианкой. Вечно самые короткие юбки, самые тесные кофточки, самые облегающие джинсы — было отчетливо видно, как они врезаются ей между ног. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь так же смотрел на меня, так же трогал меня, как Рэй трогал ее, как Барри мою мать.

Хоть бы Кэроли была здесь. Она комментировала бы стук в стену, шутила бы, что кровать развалится или у дяди Рэя будет сердечный приступ — «господи, да ему скоро пятьдесят стукнет, хорошо, если на улице не окочурится». Они со Старр познакомились в клубе, когда она еще была официанткой, — «Что за парни посещают эти злачные места? Такие долго не живут!» Но Кэроли совсем перестала ночевать дома. Она выпрыгивала в окно, как только Старр желала нам спокойной ночи, и шла гулять с друзьями. Меня она ни разу не позвала. Было обидно, хотя мне не нравились ее друзья — девушки с лошадиным смехом, неуклюжие, но хвастливые бритоголовые парни.

Я просунула руку под ночную рубашку, провела пальцами по ноге — какая разная кожа. Волоски на голени, гладкая нежность горячих бедер, скользкое, терпко пахнущее влагалище. Касаясь его складок, твердой горошины между ними, я думала о грубой руке, лишенной двух пальцев, исследующей эти тайные места. О перегородку снова застучала спинка кровати.

Мать прислала мне в письме список литературы. Четыреста книг — Колетт и Чинуа Ачебе, Мисима, Достоевский и Анаис Нин, Д. Г. Лоуренс и Генри Миллер. Я представила, как она лежит в постели и повторяет их имена, как молитвы по четкам, перекатывает их во рту, словно бусины. Старр иногда возила нас в библиотеку. Сама она оставалась в машине, давая нам десять минут на выбор книг и грозясь уехать без нас, если мы опоздаем.

— Меня интересует только одна книга, мисси, и в доме она уже есть.

Мы с Дейви хватали книги, как товары на распродаже, а Питер и Оуэн бежали к библиотечному «дедушке», который читал маленьким сказки. Когда Рэй сидел дома, было лучше — он отвозил нас в библиотеку, шел пить пиво и забирал нас через час или два. Малыши могли вдоволь наслушаться сказок, пока его не было.

Но сейчас дядя Рэй получил работу по отделке домов в новом квартале. Привыкнув, что он целый день дома, теперь я скучала по нему. У него не было постоянной работы с тех пор, как он ушел из школы в Санлэнде, где был учителем столярного дела. Подрался с директором из-за отказа вставать во время «клятвы верности» на общем собрании.

— Я воевал в этом сраном Вьетнаме, получил долбаное «Пурпурное сердце»,[22] — сказал он. — А этот козел что сделал? Отучился в поганом Вэлли-Стейт. Тоже мне герой.

Заказчик жил в Мэриленде и до «клятвы верности» ему не было никакого дела. Рэй получил эту работу через кого-то из знакомых, и мне оставалось пересиживать пик летней жары в обществе Старр, вязавшей гигантский шерстяной платок, разноцветный, как радуга. Я читала, рисовала — Рэй купил мне детские акварельные краски. Уговаривать мать принять Христа я больше не пыталась — бесполезно, она сама должна была прийти к этому. На то была Божья воля, как с Дмитрием в «Братьях Карамазовых», одной из книг в ее списке.