Белый Орден или Новые приключения Ариэля

Через месяц я попросил отца библиотекаря сказать моему наставнику, что исправление моё продвигается с большим трудом, что пороки слишком глубоко во мне укоренились, и наказание необходимо продлить ещё на пару месяцев. Тот с улыбкой согласился, и я остался библиотеке, помогая её систематизировать и запоем читая исторические сочинения. Потом про меня, кажется, вообще забыли. Я не принадлежал к аристократии франков, был рано осиротевшим сыном воина средней руки, и до меня мало кому было дело. Отец библиотекарь как-то всё уладил, и я провёл среди книг целый год. Все, должно быть, решили, что я собираюсь стать монахом, против чего некому было возражать.

Но я в монахи не собирался. С большим уважением относясь к монашеству, я всё же полагал, что это не мой путь. Прочитав о древних царях и императорах буквально всё, что только можно было тогда прочитать, я мечтал стать приближённым и даже другом великого монарха. Сам я не метил на трон даже в самых смелых своих мечтах, понимая, что для этого необходимо особое Божие призвание, а у меня его нет, но я так хотел стоять рядом с троном! Не из тщеславия, не для того, чтобы все смотрели на меня с восхищением, и не ради стяжания благ, которыми монарх может осыпать своих приближённых. Нет, я хотел быть причастным к истории, к великим деяниям, к мистике власти. Я уже был носителем таких знаний, какие в наше время мало кто имеет, а среди воинов, так и определённо никто, и я хотел стать советником монарха, хотел вместе с ним ворочать судьбами мира, всюду устанавливая наилучший и справедливейший порядок.

Когда я вновь появился при дворе и сказал, что хочу стать рыцарем короля, надо мной рассмеялись. Служить королю уже считалось почти позорным, это не открывало для рыцаря никаких перспектив. Все воины рвались в свиту мажордома Пипина — подлинного подателя благ. Если бы я захотел стать приближённым Пипина, меня бы поняли, но отказали, потому что рядом с мажордомом и без меня толкалось слишком много народа. А вот когда я захотел стать приближённым короля, это не вызвало ничего, кроме смеха, но моё желание тут же исполнили, потому что рядом с троном Гильперика толкучки не было.

Гильперик встретил меня с благосклонностью несколько настороженной. Он ничего не мог мне дать и не вполне понимал, что я от него хочу. А я хотел разбудить короля, хотя ему об этом, конечно, не говорил. Мы с Гильпериком ездили на охоту, играли в шахматы, тренировались на мечах, посещали богослужения. Из рыцарей рядом с ним тогда уже остался только я, так что нашему времяпрепровождению никто не мешал. Со временем его настороженность прошла. И я постепенно полюбил Гильперика. Мне очень хотелось увидеть его душу, и я наконец почувствовал, что где-то в глубине души это настоящий Меровинг. Львиное начало дремало в нём, никак себя не проявляя, но оно в нём было, я видел это. Внешне Гильперик, ещё довольно молодой, выглядел вечно расслабленным, вялым и апатичным, и всё-таки сила в нём была, просто он не видел смысла её употреблять. И аура власти всё-таки окутывала его, я чувствовал это и в осанке, и в жесте, и в некоторых порою как бы невзначай брошенных словах, которые дышали такой благородной простотой, какая может быть свойственна только монарху. Не просто правителю, а именно монарху милостью Божией.

Пипина я не любил. Конечно, это был сильный человек, и он умел проявлять свою силу, как всегда делая это на удивление к месту. Но в нём чувствовалась какая-то суетливость, пронырливость, хитрость, которые должны быть более свойственны базарному плуту, а не правителю. В нём совершенно не было величавого королевского спокойствия, он и в малой степени не обладал тем благородством, по которому можно безошибочно узнать прирождённого монарха. Правил он умело, но кажется и его самого не покидало ощущение, что власть им похищена, узурпирована, что он владеет властью незаконно. Он правил, но не царствовал, и к царствованию был совершенно не способен. Если бы он только правил именем короля, а король царствовал бы милостью Божией, всё было бы просто замечательно. Но у нас не царствовал никто, а Пипин управлял своим собственным именем, и в будущем это грозило нам большими бедами, потому что власть в нашем королевстве перестала быть богоданной, власть утратила свою мистическую суть, превратившись в заурядное администрирование. Королевство утратило связь с Небом, и это было трагично, но я не видел вокруг себя людей, которые считали бы это проблемой. Никто не хотел понимать, что царствовать и править — это не совсем одно и тоже, и меньше всех это понимал Гильперик.

Мои надежды на то, чтобы разбудить короля постепенно провалились, ничто не могло вывести его из сладкой дрёмы, которая становилась всё менее сладкой, но дремать-то ему никто не запрещал, и этим король дорожил больше всего.