Несколько человек пытались объяснить феномен падавших звезд, молнии, красных листьев и ледников. Но теории оказались такими неубедительными, что сами создатели явно не верили в них. Завершая собрание, Лайонхарт посоветовал проявлять бдительность. Болотников-Лесков от лица присутствующих поблагодарил его, — снова всеобщее одобрение, — и предложил чтобы те, кто заметит что-либо необычное, незамедлительно сообщали майору, а его наделить правом созвать еще одно собрание, когда сочтет необходимым. Все с мрачным видом согласились.
Когда отдыхающие, шагая в два ряда, поднимались по ступенькам, пекарь поравнялся с пожилой медсестрой. Она воспользовалась возможностью и сообщила, что ее внучатая племянница, которая тем вечером чувствовала себя неважно и отправилась спать пораньше, месяц назад перенесла операцию по удалению матки. «Я привезла ее сюда, чтобы бедняжка немного поправилась», — объяснила она приглушенным голосом, не желая, чтобы их услышали. — «Ужасно грустно, ведь ей всего двадцать с небольшим. Я не хотела говорить тогда, потому что моя девочка расстроится, если все узнают. Ей и так несладко приходится. Но я решила, что вам с женой непременно должна сказать». Пекарь с благодарностью пожал ей руку.
Несколько дней любовники не спускались в ресторан. Когда, наконец, там появились, на их месте сидели новые отдыхающие. Поистине неиссякаемый поток людей прибывал в отель каждый день, и держать пустой столик администрация просто не могла себе позволить. Метрдотель, извинившись, объяснил им ситуацию; он решил, что молодые люди предпочитают не только завтракать, но обедать и ужинать в своем номере. Попросив их немного подождать, он переговорил с пышнотелой крашеной блондинкой, отличавшейся немного вульгарной привлекательностью, некой мадам Коттин, занимавшей столик для двоих. Та с улыбкой выразила согласие, приветливо кивнув им; метрдотель быстро придвинул еще один стул и проводил молодых людей к даме. Им было немного тесно, юноша рассыпался в извинениях за то, что они так бесцеремонно прервали ее уединение. Однако мадам Коттин, смеясь, отмела все эти формальности и шутливо вскрикивала, когда их ноги случайно соприкасались.
Она сказала, что рада их обществу. Муж погиб во время наводнения, а одиночество ей дается очень тяжело. Вытащив носовой платок, она промокнула глаза; но вскоре в свою очередь извинялась перед новыми друзьями за то, что выплеснула на них свое горе. «Я стараюсь не плакать слишком часто. Сначала я была безутешна и наверняка отравляла жизнь окружающим. Потом постаралась взять себя в руки. Я вела себя нечестно по отношению к остальных. Ведь мы собрались здесь, чтобы как следует отдохнуть».
Юноша объявил, что восхищается ее мужеством. Он обратил внимание на даму, когда они в первый раз пришли в ресторан; видел, как она смеялась и танцевала, настоящая душа компании. Мадам Коттин искривила губы в невеселой усмешке: «Это было не просто». На самом деле, очень больно притворяться радостной, когда сердце осталось вместе с мужем, в могиле.
После чудовищного пожара, добавила она, стало немного легче. Внезапно обрушившееся на стольких людей несчастье помогло отодвинуть в прошлое собственную утрату. Кроме того, сгореть заживо так ужасно, по сравнению с этим смерть от воды кажется легкой и безболезненной. Всегда можно найти того, кому пришлось гораздо хуже, чем тебе. Она снова прижала к глазам платок; но, чтобы не портить новым друзьям вечер, сдержалась и начала рассказывать разные потешные истории, особенно о своих клиентах. Они оба просто влюбились в мадам Коттин. Она заставила их плакать от смеха, описывая, как помогала примерять корсеты дамам (и даже джентльменам). Она плотно поела, и теперь похлопывала себя по туго затянутому животу, приговаривая, что сама — живая реклама собственного товара. «Все при мне!» Засмеялась, широко раскинула руки, словно рыболов, хвастающийся размером добычи. Забавно, что пекарь, который сидел в противоположном конце зала и поймал ее взгляд, так и понял этот жест и в свою очередь повторил его, довольно улыбаясь. Время текло так быстро, словно часовщик, занимавший столик рядом с ними, ускорил ход всех своих механизмов.
Влюбленные проводили мадам Коттин в номер, — он располагался рядом с их комнатой, за стеной, у которой стояла кровать. Каждую ночь до них доносились душераздирающие рыдания. Уважение и восхищение ее мужеством усилилось еще больше, когда они представили себе, как тяжело давалась притворная веселость днем. Когда они, обнявшись, распростерлись на простыне и стали нетерпеливо раздевать друг друга, опять явственно услышали, как горюет мадам Коттин. Вскоре страсть заставила их позабыть обо всем.