Адвокат, обладавший поистине орлиным глазом, заметил как дрожала рука священника, когда он подносил к губам стакан со сливовым соком; Вогель не преминул отметить, какое красное лицо у пастора. Опыт подсказал ему, что спутника corsetiere отправили сюда, чтобы он, как говорится, немного «просох». Изготовители корсетов, — для тела и для души, — поспешно доели хлеб с сыром и извинились, что уходят так быстро. По их словам, они решили обойти все озеро.
Любовники снова ссорились, на сей раз, довольно серьезно. Он ревниво допрашивал ее о подробностях сексуальной жизни с бывшим мужем. Разговор очень злил молодую женщину, потому что все это было в прошлом, и сейчас потеряло смысл. Впервые она отметила его незрелость; разница в несколько лет никогда раньше не казалась сколько нибудь важной. На самом деле, она и не замечала ее. Но подобный взрыв детской ревности заставил признать очевидное. Ее раздражение распространилось и на другие детали их совместной жизни, — отвратительные турецкие сигареты, которые он продолжал курить, наполняя комнату стойкой вонью и навеки испортив ей голос.
В конце-концов, конечно, они испытали еще большее единение, чем раньше. Обнявшись, не отрывая глаз друг от друга, они не могли поверить, что с их уст слетали недобрые слова. Но требовалось продемонстрировать, что она ценит его больше, чем бывшего супруга, и в доказательство она совершила нечто необычное — взяла в рот член любовника. Чудовищно неловко оказаться тет-а-тет с раздувшимся как луковица тюльпана, увенчанная капелькой росы, монстром, от которого исходит сильный животный дух. Прикоснуться к нему губами казалось так же невообразимо, как к пенису быка. Но она закрыла глаза и, замирая от страха, сделала все, дабы показать, что любит его сильнее, чем мужа. Оказалось, это вовсе не противно, скорее наоборот, причем настолько, что она была удивлена: сжимать, ласкать и сосать отвердевший вырост, чтобы он раздулся во рту еще больше и, наконец, выпустил в горло струю сока. Ревнуя, он называл ее грязными словами, заставив испытать необычное возбуждение.
Так они открыли новую забаву, когда, казалось, исчерпали их запас. Завершая некий странный круговорот, ее тело стало вырабатывать молоко, ведь юноша постоянно сосал ее.
Когда они зашли в ресторан пообедать, ей казалось, что грудь вот-вот лопнет. После добровольного затворничества, любовники упивались царившим здесь оживлением, веселым смехом посетителей, сновавшими по залу официантами, блеском музыкантов-цыган, ароматом еды; ее наполненные молоком груди, упруго подпрыгивающие под шелковой тканью, когда она пробиралась между столиков, наслаждались всем этим. Атмосфера, которой славился белый отель, наконец восстановилась. Время залечило себя. Природный дух восторжествовал. Музыканты обнаружили, что один из гостей состоит скрипачом в знаменитом оркестре и играет несравнимо лучше, чем их сгоревший во время пожара сородич. Оплакивая погибшего, они радовались выросшим возможностям своего небольшого коллектива, ведь новый товарищ вынуждал напрягать до предела их скромные способности, позволив достигнуть уровня, о котором они никогда и не мечтали.
Многие уехали, и метрдотель предложил юным влюбленным хороший столик, рассчитанный на несколько человек. Они обедали в компании мадам Коттин и священника. Отец Марек и corsetiere провели целый день на свежем воздухе, под ласковым солнцем, и пребывали в прекрасном настроении. Краснолицый старец снисходительно-одобряюще помахал рукой, когда молодая женщина, рассказывая, как ноют раздувшиеся груди, распахнула одежду. Отец Марек искренне сопереживал ей, потому что его матушка в молодые годы страдала от подобного недомогания. Юноша, стерев следы красного вина с губ салфеткой, наклонился к ней, но прежде чем он успел коснуться соска, брызнуло молоко, попав на скатерть. Она сразу стала пунцовой от стыда и рассыпалась в извинениях, однако их соседи по столику только засмеялись, к ним поспешил улыбающийся официант и тщательно вытер лужицу, так что осталось едва заметное пятнышко. Он предложил переменить скатерть, но все в один голос заявили, что беспокоиться не из-за чего: ведь пролилось всего лишь молоко.
Молодая женщина заметила, с какой тоской наблюдал священник за юношей, припавшим к полной груди. Отец Марек вертел в руке стакан с водой, в душе его не утихало желание отведать более крепкий напиток. Она предложила ему попить молока из второй груди.
«Вы в самом деле не возражаете?» — растроганный и польщенный, произнес старый священник. — «Признаюсь, это очень соблазнительно». Он взглянул на мадам Коттин, та одобрительно улыбнулась: «Вы правы. Да! Мы ведь с вами сегодня провели целый день на ногах». Она осушила бокал, налила себе еще вина: «Молоко пойдет вам на пользу. Разве вода — подходящий напиток для мужчин?» Все же отец Марек, смущаясь, никак не мог решиться.