Белый отель

Настало время затронуть особо острую, центральную тему дневника, описание нарцистической любовной связи. Ибо, используя для аналогии любимый вид искусства пациентки, на сцене оперного театра, — материнского тела, — по-настоящему важны лишь два исполнителя. Он и она выступают на фоне массы колоритных второстепенных персонажей, выгодно оттеняющих их любовный дуэт. По крайней мере, тогда мне так показалось.

Пациентка неизменно отзывалась о бывшем муже с теплотой, демонстрируя, что все еще любит его. Она ни в малейшей степени не винила его в случившемся разрыве. Муж во всем вел себя безупречно: он проявил верность, щедрость, мягкость, внимание и чуткость. Ответственность за развал семьи лежит на ней одной; однако доводы, которые она настойчиво выдвигала в качестве причины, были явной попыткой уйти от ответа. Она утверждала, что больше всего на свете хотела подарить ему детей, однако потом осознала, что ребенок принесет ей только несчастье. Она искренне сожалела, что причиняет мужу душевную боль, но сочла, что это лучше, чем лишить его полноценной семейной жизни. Слава богу, по ее настоянию они практиковали coitus interruptus, и теперь он, не обремененный ничем, мог спокойно расторгнуть брак и найти женщину, которая составит его счастье. Фрау Анна оказалась не в состоянии, — или не желала, — подробнее осветить эту тему. Стоит ли говорить, что ее объяснения меня совершенно не удовлетворили.

Я был убежден, что нарциссическая фантазия, запечатленная в дневнике, самым непосредственным образом связана с семейными отношениями пациентки, и однажды спросил, кто послужил прототипом юных любовников. «Не считая, что молодой человек — мой сын!», — добавил я.

Однако фрау Анна продолжала сопротивляться. Она настаивала, что «срисовала» их с новобрачных, проводивших медовый месяц в Гастейне. Полное пренебрежение правилами приличия на публике заслужило им дурную славу среди постояльцев. К неудовольствию горничных, они вставали очень поздно, а на экскурсии, перед самым носом у Анны и ее тети, вели себя самым скандальным образом. Все это одновременно отталкивало и привлекало ее. К подобным чувствам примешивалась жалость, ибо благодаря своему дару Кассандры она узнала, что новобрачный проживет недолго.

«Значит, вы сами в вашей молодой женщине не присутствуете?» — спросил я иронически.

«Разумеется, присутствую! Я ведь все уже сказала вам».

«С вашим мужем».

«Нет. Главным образом, я имела в виду тех новобрачных». — Она теребила крестик.

«Полно вам! Скажите еще, что ваши молодожены познакомились с изготовительницей корсетов и пригласили разделить с ними ложе!»

«Нет, конечно, нет! Очевидно, она — мадам Р».

Ее заявление не стало для меня неожиданностью, поскольку она неизменно отзывалась о петербургской подруге и наставнице с особой теплотой. Я поинтересовался, почему она превратила мадам Р. в cosetiere. «Она постоянно твердила, что тот, кто хочет добиться успеха в балете, должен соблюдать дисциплину. Самоконтроль, дисциплина несмотря ни на что, даже на боль».

«Значит, белый отель…»

«Это моя жизнь, как вы не понимаете!» — перебила она меня с некоторым раздражением, словно хотела сказать, вместе с Шарко: «Ca n’empeche pas d’exister».[14]

«Ваша подруга любила заводить случайные знакомства?»

«Разумеется, нет! Она крещеная еврейка, а как вы знаете, это самые истовые христиане». В развитие темы, фрау Анна поделилась своими мыслями о семье подруги (выразила надежду, что они живут благополучно и счастливо в наши страшные времена), и о мистической поэтике «Книги Песен». — «Они составили идеальную пару. Найти такого видного, интересного мужчину большая удача. Конечно, он уже не молод, но многие с возрастом становятся более импозантными». — Сильно взволнованная, она замолчала; я спросил, не возникло ли между ней и мадам Р. соперничество. Она принялась это отрицать, причем хрипота в голосе усилилась, она начала сильно задыхаться, невольно прижав руку к груди. Я напомнил пациентке, что, по ее словам, связь мадам Р. с их общим другом стала для нее полной неожиданностью. «Вы никогда не думали, что он увлекался вами, фрау Анна?» Она не ответила, однако, судорожно пытаясь восстановить дыхание, покачала головой. «Но разве в той сцене в „дневнике“ она не оттеснила вас на второй план?» — продолжал настаивать я. — «Ваше ложе оккупировала соперница, не так ли?»

«Она тут совершенно ни при чем!» — воскликнула пациентка полным страдания голосом. Здесь у нее вырвалось любопытное признание. — «Раз уж вам так интересно, вы были правы, я описала первую ночь с мужем. По крайней мере, часть, о которой вы говорите. На самом деле, я как бы выделила из себя двух женщин. Понимаете, я лежала тогда и думала, что, надели меня Бог хоть малой толикой жизнерадостности подруги, сохранившей оптимизм несмотря на все испытания, я не дрожала бы от волнения и страха».

«Отчего вы так волновались, фрау Анна?»

«Боялась, что не оправдаю его ожидания».

«Понимаю. Он, разумеется, верил, что женился на девственнице, а вы опасались, что обнаружится правда».

«Да». — Она коснулась крестика.