Белый отель

Необычным также (хотя слишком долгие занятия психоанализом частично притупили во мне понимание странности данного явления) было навязчивое стремление рассудка пациентки вновь пережить штормовую ночь, когда она узнала о смерти матери в горящем отеле. Я уже упоминал, что в определенные моменты выражение лица фрау Анны напоминало мне невротиков, заболевших вследствие боевых действий. Нам до сих пор неясно, почему эти несчастные жертвы войны вновь и вновь заставляют себя переживать во сне события, послужившие причиной психической травмы. Но дело в том, что не только невротикам, а практически всем людям присуща иррациональная жажда повторения. Например, однажды я наблюдал, как играет мой старший внук. Он снова и снова повторял действия, которые для него знаменовали лишь весьма неприятное событие, поскольку они относились к отсутствию матери. Сквозь всю жизнь некоторых людей прослеживается цепь поступков, которыми они намеренно причиняли себе страдания. Я стал рассматривать фрау Анну не как человека, отделенного от обычных людей болезнью, но как индивидуума, в котором истерия многократно усилила и четко выделила присущую всем нам борьбу между инстинктом жизни и инстинктом смерти.

Разве в нашей с вами жизни не присутствует «демон повторения», и если так, откуда ему исходить, как не из самых древних составляющих человеческого естества — инстинктов? А следовательно, вправе ли мы предположить, что все живые существа мечтают вернуться в изначальное, неорганическое состояние, из которого они некогда появились по воле случая? Зачем же еще, подумал я, существует смерть? Ведь она не является абсолютно необходимой данностью, берущей начало в сущностных основах жизни. Смерть скорее может рассматриваться как целесообразность. Так я рассуждал.

Фрау Анне просто суждено было оказаться, так сказать, в первых рядах наступающих, а ее «дневник» — последняя сводка событий с передовой. Но и гражданскому населению, если мне позволено так величать здоровых людей, тоже по собственному опыту знакома постоянная борьба инстинктов жизни (либидо) и смерти. Дети, армии строят кирпичные башни лишь для того, чтобы их разрушить. Самые обычные влюбленные знают, что час их победы — это также час поражения; и, торжествуя, смешивают погребальные венки с праздничными гирляндами, называя завоеванную страну «le petit mort». Хорошо знакома изнурительная борьба двух начал и поэтам:

«Ach, ich bin des Trebens mude!
Was soll der Schmerz und Lust?» [19]

Размышляя таким образом об универсальном аспекте проблемы фрау Анны, битве Эроса и Танатоса, я наткнулся на корень, питавший болезнь. До сих пор, я не сумел выделить какое-либо событие в ее жизни, способное спровоцировать развитие истерии. Боли в области груди и яичников начались в период, когда она наслаждалась успехом и счастьем. Прерванная карьера развивалась успешно, она с нетерпением ожидала первой увольнительной мужа, и верила, что теперь все будет хорошо. Пациентка не смогла назвать ни одного неприятного происшествия, с которого могла начаться болезнь. Перед тем, как лечь в постель, она написала мужу полное нежности письмо, намекнув, что, когда он вернется домой на короткий отпуск, надеется от него забеременеть. В ту же ночь пациентка проснулась, потому что начались боли.

Однажды она явилась на сеанс анализа в необычно веселом расположении духа. Пациентка рассказала, что ей пришло письмо из Петербурга от старой подруги с прекрасными новостями. Они с мужем сумели выжить в смутные времена, хотя, разумеется, многое потеряли, и бог благословил их сыном. Хотя ему уже исполнилось три года, мадам Р. напомнила своей бывшей ученице о давнем обещании стать крестной матерью ребенка. Впервые за неполных четыре года Анна получила известия о судьбе подруги; это была первая весточка от нее. Легко понять охватившие пациентку чувства.

Однако когда она выражала радость при мысли, что станет крестной, умеренные боли, которые она продолжала испытывать, резко усилились, причем до такой степени, что она умоляла отпустить ее домой. Я не мог позволить пациентке уйти, не попытавшись найти причину столь внезапного ухудшения, и спросил, не завидует ли она мадам Р. в связи со счастливым событием в ее семье. Бедная женщина плакала от боли, но категорически отвергла подобные грешные мысли. «В таких чувствах нет ничего удивительного или неприличного, фрау Анна», — сказал я. — «Ведь если бы вы продолжали жить с мужем, счастье несомненно посетило бы и ваш дом». Всхлипывая, она по-прежнему утверждала, что не чувствует ни малейшей зависти, но невольно подтвердила мои слова, вертя в руке крестик. Я решил, что настало время сообщить ей, каким «божьим даром» оказался для меня этот религиозный символ; но прежде чем я смог объяснить причину, она возбужденно воскликнула, что в памяти всплыли новые подробности о том дне, когда начались болезненные ощущения.