Белый отель

Я не мог не восхититься простотой и изяществом, с которым ее рассудок, используя минимум средств, обезопасил это воспоминание. Словно обрезав ножницами всего несколько элементов, он начисто лишил эпизод даже намека на недозволенное, превратив его в сцену супружеской нежности. И все же я до сих пор не знал точно, что именно она тогда увидела. Если тут, как за ширмой, не скрывалось еще более разрушительное открытие, если в беседке всего лишь обнимались дядя и склонная к импульсивным действиям мать пациентки, — ни от кого особенно не скрываясь, ведь любой мог забрести в этот уголок сада и увидеть их, — то, возможно, все носило относительно невинный характер. Пациентка согласилась, что теоретически я прав, однако не расставалась с убеждением, что мать и дядя были любовниками, а маленькая Анна что-то почувствовала, хотя ей тогда исполнилось всего четыре, или пять. Доказывая их порочную связь, она напомнила о том, какой веселой, возбужденной и особенно ласковой с детьми становилась мать перед приездом дяди. Пациентка говорила о приступах депрессии зимой и осенью, о путешествиях в Москву и роскошных подарках, которые мать оттуда привозила, словно заглаживая свой грех. Фрау Анна не думала, что та вообще ездила в Москву. Скорее всего, для свиданий с любовником существовало некое подходящее место где-нибудь между Одессой и Веной, — возможно, в Будапеште (как преподавателю-филологу, дяде наверняка часто приходилось посещать различные конференции и семинары…). Она вспомнила стыдливое молчание домашних перед тем, как прибыл гроб с телом матери, и после похорон, — никто не желал говорить об усопшей ни тогда, ни много позже, — вспомнила, что тетя не приехала проститься с сестрой, вообще никогда больше не посещала их дом, а сейчас почти не говорит об этом периоде жизни. Когда я возразил, что существуют другие, гораздо более правдоподобные, объяснения случившегося, она стала злиться, словно испытывала потребность во что бы то ни стало установить вину матери. Она как-то подозрительно «внезапно» вспомнила, что, когда в пятнадцатилетнем возрасте столкнулась с взбунтовавшимися моряками, они отпускали неприличные замечания о матери. Всем известно, что она сгорела в Будапеште вместе с любовником, говорили они. Моряки использовали грязное выражение, намекая, что обугленные тела никак не могли разделить.

Теперь она, естественно, пыталась доказать, что ее дядя не умер от сердечного приступа в Вене через несколько месяцев после гибели матери, а сгорел во время пожара в отеле вместе с ней. Отец и тетя, по взаимной договоренности, состряпали ложь, чтобы избежать грязных сплетен, но, как всегда бывает в таких случаях, очевидно вся Одесса, за исключением маленькой Анны и ее брата, знала правду. Я предложил обратиться к тете, чтобы подтвердить или рассеять подозрения; пациентка заявила, что не желает сыпать соль на старые раны. Тем не менее, я настоятельно советовал спросить тетю, или даже просмотреть подшивку старых газет, поскольку не сомневался в нелепости подобной фантазии. Ее состояние настолько улучшилось, что она смогла без посторонней помощи совершать небольшие прогулки по городу. И вот однажды, охваченная радостным возбуждением пациентка ворвалась ко мне, и гордо положила на стол две фотографии. Первая, истрепанная и сильно пожелтевшая, запечатлела могилу матери, вторая, совсем недавно сделанная, — дяди. Пациентка объяснила, что лишь после долгих поисков нашла место его последнего упокоения, потому что тетя ни разу там не появилась. На снимке было видно, как запущена могила. К моему удивлению, стершиеся, но довольно четко различимые даты смерти на обеих фотографиях совпадали. Пришлось признать, что я впечатлен, и по совокупности имеющихся доказательств, ее версия случившегося стала самой убедительной. Она улыбнулась, наслаждаясь своим маленьким триумфом.[21]

Настало время подытожить все, что нам известно об истории несчастной женщины. Различные обстоятельства ранних лет жизни возложили на ее хрупкие плечи тяжелую ношу вины. Каждая девочка, приходя в своем развитии к Эдипову комплексу, начинает вынашивать деструктивные побуждения против матери. Анна не стала исключением. Она пожелала, чтобы соперница исчезла и вот, словно по мановению волшебной палочки, мать и в самом деле исчезла навсегда, умерла. Благодаря змею-искусителю (пенису дяди), забравшемуся в райский сад, освободилось место для Анны, и она могла исполнить то, чего желает любая маленькая девочка, — родить ребенка от своего отца. Но гибель матери принесла не счастье, а страдание. Девочка узнала, что смерть означает вечно лежать в холодной земле, а не просто задержаться вдали от родных на несколько дней. Она не получила в награду за акт матрицида и любовь отца; совсем наоборот, он стал холоднее, и еще больше отдалил дочь от себя. Он явно наказывал ее за ужасное преступление. Анна сама навлекла на себя изгнание из рая.