Белый отель

Весной 1929 года фрау Елизавета Эрдман путешествовала на поезде из Вены в Милан. В надежде сохранить к концу поездки бодрый вид, она позволила себе роскошь, — купе первого класса, и большую часть времени провела без попутчиков. Она любовалась пейзажем, перелистывала журнал или, прикрыв глаза, повторяла про себя партию, которую предстояло исполнить в «Ла Скала». Поезд был почти пуст; она в полном одиночестве расположилась в большом, уютном вагоне-ресторане и заказала обед. Официанты, окружившие единственного посетителя, действовали ей на нервы. Она быстро покончила с едой и спаслась бегством, возвратившись в купе.

Они остановились у крохотной тирольской деревни. Вместо нормальной станции одна-единственная платформа, но на ней ожидала целая толпа людей, и фрау Эрдман решила, что встречают какую-нибудь важную персону. К ее неудовольствию, вскоре выяснилось, что это туристы, обремененные чемоданами и рюкзаками. Они просто оккупировали поезд. Купе второго класса не вместили всю ораву; они просочились в ее вагон. Пять мужчин и женщин с рюкзаками наперевес ворвались в купе, ей пришлось быстро положить свой багаж на койку. Даже в проходе, прислонившись к окнам и дверям, стояли люди. После суетливой процедуры вселения, вещи разместили на верхней полке, так что рюкзаки и лыжи нависли над головой фрау Эрдман, а ей самой показалось, будто мясистые туши попутчиков плотно зажали ее в угол. Туристы напялили на себя столько одежды, что все, даже трое мужчин, казались беременными; они галдели, громко смеялись, обращаясь друг к другу с грубоватой фамильярностью приятелей, познакомившихся во время проведенного вместе отпуска. Любого, не принадлежащего к их компании, они воспринимали как чужака. Окруженная со всех сторон пузырящейся массой пошлости, Фрау Эрдман испытала легкий приступ клаустрофобии. Пузырящаяся масса, — именно такой образ возник перед глазами. Она поднялась, извинилась за то, что, проходя, задела ноги попутчиков, и дошла до двери.

Как нарочно, именно сейчас ей захотелось в туалет. Но оглядевшись, она увидела, что придется буквально пробиваться сквозь толпу людей, причем многие сидели на чемоданах или рюкзаках. Какой-то юноша поймал ее напряженный взгляд и жестом показал, что она может пройти. Но фрау Эрдман, мрачно улыбнувшись, помотала головой, словно говоря: «Не стоит тратить столько сил, лучше подождать!» Юноша растянул губы в ответной улыбке. Он угадал смысл невысказанной фразы, и она его позабавила. Фрау Эрдман заметила, что он стоит в центре свободного «островка» рядом с открытым окном, и протолкалась к нему. Высунув голову наружу, жадно вдохнула свежий воздух.

Почувствовав себя намного лучше, она прислонилась к стеклянному окошку двери. Молодой человек попросил разрешения закурить, и, услышав, что дама не возражает, предложил ей сигарету. Она отказалась, на что новый знакомый заметил, что число курящих леди увеличивается с каждым днем; неужели ей ни разу не хотелось попробовать? Да, ответила фрау Эрдман, в молодости она любила курить, но бросила из опасения, что испортит голос. Она сразу же пожалела о своих словах: случайная фраза наверняка повлечет за собой вопросы, а ответы заставят заподозрить, что она ищет повод похвастаться. Он действительно поинтересовался, чем занимается новая знакомая; пришлось признаться, что она профессиональная певица, едет в Милан и будет выступать в Опере. Да, ей досталась одна из главных партий.

Все это произвело большое впечатление. Он внимательно изучил довольно невыразительное лицо попутчицы, на котором уже обозначились морщинки, — однако у нее такие красивые глаза и чувственные губы! — в тщетной попытка вспомнить, видел ли он ее фотографии в газетах. Он изучает геологию в университете, сказал юноша, и мало разбирается в музыке, но ведь о театре Ла Скала в Милане слышал каждый. Наверное, она одна из «великих». Женщина рассмеялась, став почти привлекательной. Потрясла головой. «Увы, нет! Я просто замена. Вы наверное знаете, кто такая Серебрякова?» (Юноша не знал.) «Вот она как раз великая певица. Партию исполняла она, но упала с лестницы и сломала руку. Ее дублерша оказалась не готова, и у дирекции возникли серьезные трудности. Понимаете, опера идет на русском, а в мире существует не так много сопрано со знанием языка, у которых выступления не расписаны на месяцы вперед. Я оказалась единственной, кого они смогли найти!» Фрау Эрдман звонко рассмеялась и вокруг глаз зазмеились морщинки. Она осталась довольна своей непоказной скромностью; приятно чувствовать свободу от иллюзий собственного величия.

Ее собеседник запротестовал, но она настаивала: «Правда, правда! Только так я и получила роль. Меня это совсем не беспокоит. Я считаю, что мне очень повезло. Мне ведь почти сорок, и лучше петь я уже не стану. А теперь собираюсь исполнить в Ла Скала одну из главных партий. Будет что вспомнить!» Она пожала плечами.