Белый рынок

—    Да какой, черт побери, из вас адвокат! Вы нич­то, Гаррет. Вы разбираетесь в праве хуже, чем собачье дерьмо. И очень скоро вам докажут это на деле.

—    Что, Кертис близнец Поскера, как и братья Роджеры?

—    Кертис? Не знаю такого и тем более Роджеров.

Искренность, прозвучавшая в голосе Филиппини, заставила Гаррета заколебаться. Но откуда же тогда это невероятное сходство, тот же тембр голоса, то же грузное телосложение?

—    А кто такая Кей Бейберг?

—    Она девка Поскера.

Внезапно внимание Гаррета привлек тусклый блеск кузова машины, почти бесшумно вынырнувшей из тем­ноты прямо на него. В тот же миг фары машины зажглись и мотор взревел. Инстинкт самосохранения бросил Гаррета в кювет. Ослепительный взрыв оглу­шил его и отбросил в сторону. В спину ударили оско­лки, чуть позднее на него посыпались стеклянная крошка и обломки асфальта. Гаррет почувствовал, как на него валится неимоверная тяжесть, увлекающая его с собой в черную бездну.

...Когда он пришел в себя, то первое, что увидел,— это прелестное лицо Шейлы Уилсон, сидевшей у изго­ловья его постели. Она смочила его пересохшие губы кусочком льда.

—    Ну разве можно так рисковать жизнью,— ласко­во упрекнула она Гаррета.

Он с наслаждением вдохнул в себя воздух и попро­бовал пошевелиться. Острая боль молнией пронзила спину и плечи.

—    Пожалуйста, поосторожнее, Клэм. После опера­ции вредно двигаться. Сейчас главное — полный покой. В вашем пудинге оказалось слишком много изюма.

—    Что со мной случилось?

—    Доктор Калаган полагает, что вы, наверное, играли в кегли гранатами.

—    Черт бы его побрал!

Шейла Уилсон притворно нахмурилась и приложи­ла палец к губам Гаррета. Потом улыбнулась, и на свете, казалось, не было ничего нежнее и светлее ее улыбки.

—    Шейла, дорогая...

—    Да?

—    Когда они попытаются рассчитаться со мной в третий раз, то... Короче, я предлагаю вам руку и сердце.

Девушка отняла палец от губ Клэма и смущенно отвела взгляд.

—    Клэм, дорогой, да вы с ума сошли. Подумайте сами, ну как я могу вручить свою судьбу в руки будущего калеки, в руки глупца, не понимающего, что шкура у него только одна, в руки идиота, который считает, что он хитрее полиции.

Гаррет закрыл глаза.

—    Я пойду до конца, Шейла. Это мой долг, и я не имею права оставаться в стороне.

—    Вот этого я как раз и боюсь.

—    Ну неужели вы ко мне не испытываете сочувст­вия? На восхищение я, увы, и не надеюсь. Ну, хоть самую малость?

Она резко встала.

—      Нет, Клэм,— возразила она.— Что угодно, только не восхищение. Ни за что. Ну как можно вос­хищаться пушечным снарядом?

Она рассмеялась сквозь слезы.

В палату бесцеремонно вошел Джеффри Крэг и оживленно объявил:

—    У меня для вас две новости, Гаррет. Во-первых, я вас награждаю шоколадной медалью за отвагу. А во-вторых, сообщаю, что отныне вести корабль буду сам.

Гаррет горько усмехнулся и, потянув Шейлу за ру­ку, усадил ее на край кровати. Это усилие вызвало боль, и он застонал.

—    Само собой разумеется,— горько усмехнулся Гаррет.— Теперь, когда каштаны поджарены, их оста­ется только съесть. Только, Крэг, все несколько слож­нее, чем вы думаете. Ранения у меня легкие, можно сказать, простые царапины, и через несколько дней я снова буду готов к бою. Поэтому смиритесь. А свою шоколадную медаль засуньте себе в задницу.

Крэг посерьезнел:

—    Вы раньше встречали этого Артуро Филиппини? Я хочу сказать, до того, как его бедовая головка разлетелась от взрыва, как гнилой помидор?

—    Если не ошибаюсь, именно он тогда поджигал лабораторию на Фостер-стрит. У него характерный легкий итальянский акцент. Еще ночью на дороге перед нападением его манера говорить показалась знакомой.

—    Кто же, по-вашему, мог бросить гранату?

Поглаживая руку Шейлы Уилсон, Гаррет заду­мался.

—    Трудно сказать,— сказал он.— Да кто угодно. И Поскер, и Кертис, если Поскер и Кертис не одно и то

—   

—   

—   

—