Белый рыцарь

— Теперь ты согласен пожать мне руку? — спросила Грейс, и он тут же это и сделал, обхватив своими грязными пальчиками её.

— Как тебя зовут?

— Калум, — пробормотал он, и тут же его внимание снова сосредоточилось на перчатке, на том, как она растягивалась, на небольшом цветке, вышитом на ней. Он приложил её к своей руке, сравнивая её размер и свой.

— Я должна была знать, что твое имя будет Калум, потому что ты совсем как твой па.

Она посмотрела на второго мальчика, робко выглядывающего из-под руки брата. Этому обладателю копны рыжеватых волос и целой россыпи веснушек на маленьком носике было, наверное, года три-четыре. Грейс стянула вторую перчатку и передала ему:

— А тебя, полагаю, зовут Йен.

— Aye, — ответил малыш тоненьким голоском, пожимая руку, которую она протянула ему, и свободной ручонкой беря перчатку. — Ты осень класивая.

Грейс светло улыбнулась:

— Ну, спасибо тебе, мой прекрасный сэр.

— Что значит «сэл»?

— «Сэр» — это другое название взрослого мальчика, такого, как ты.

Он улыбнулся ей, продолжая сжимать перчатку.

Грейс встала и всмотрелась внутрь коттеджа, но за низким дверным проёмом не смогла увидеть ничего дальше, чем на фут, — так темно было внутри. Она бросила взгляд на Калума, всё ещё стоявшего рядом с Мэри:

— Могу я заглянуть внутрь? Я никогда не бывала в домах арендаторов.

Муж и жена обменялись странно встревоженными взглядами, а потом Калум неохотно кивнул: по всему было видно, пускать её ему не хотелось, но и отказать он боялся.

Грейс сняла шляпу для верховой езды — «дерби»[49] — и шагнула через порог в большую комнату, которая служила одновременно и кухней, и гостиной, и спальней. Несмотря на скудность обстановки, это место, едва они вошли, одарило их чувством дома. В небольшом очаге горел огонь, над которым на крюке висел железный чайник. Весь дальний угол комнаты занимала огромная сосновая кровать-шкаф, с бортами со всех четырёх сторон. Грубый дубовый стол в центре комнаты был заставлен множеством — не менее чем полудюжиной — деревянных чашек с овсянкой. Странно, подумала Грейс, ведь встретить её вышло всего четверо.

Мэри вошла в дом и, заметив интерес Грейс, быстро начала собирать чашки. Грейс повернулась к Калуму:

— Надеюсь, вы извините нас за то, что мы прервали ваш завтрак.

Тот замотал головой:

— Никаких беспокойств, миледи. Мы уже закончили.

— У вас милый дом, — сказала она, подмечая женскую руку — свежие цветы в кувшине на столе, кусок цветной ткани, приделанный как занавеска над окном. Грейс обошла комнату и остановилась перед коробкой для торфа, чтобы полюбоваться накрывающим её шерстяным одеялом. Замысловато вытканное, своим узором оно напомнило Грейс шаль, которую когда-то давно подарила ей бабушка.

Лишь проводя пальцами по тонко спрядённой шерсти, Грейс услышала звуки, доносящиеся из торфяной коробки — звуки, наподобие хныканья ребёнка — и последовавшее за этим успокаивающее «ш-ш-ш».

Даже не задумавшись о том, стоит ли спросить разрешения, она откинула одеяло и подняла крышку, прикрывающую коробку. И услышала, как за спиной у неё тревожно вскрикнула Мэри, когда в коробке Грейс обнаружила съёжившуюся женщину с маленьким, наверное, двухгодовалым, не старше, ребёнком, накрепко вцепившимся в неё. Женщина дрожала, в ужасе взирая на Грейс. Ребёнок тотчас же начал плакать. Мэри крикнула что-то по-гэльски и, рыдая, уткнулась лицом Калуму в грудь.

Грейс повернулась к Калуму:

— Что случилось? Почему она там прячется?

Выражение лица Калума стало крайне расстроенным:

— Я знаю, что не могу поджидать, что вы простите за это, миледи, но ради всего святого, у них не было другого места, куда ийти.

— Простить? Что здесь прощать? Боюсь, я не понимаю.

Аластер отодвинулся от двери и выступил вперёд:

— Миледи, женщина внутри торфяной коробки — это сестра Мэри Элспет с дочерью. Раньше они жили в соседнем поместье, пока их не изгнали, — он с выражением сочувствия на лице повернулся к Калуму, а потом вновь взглянул на Грейс. — Что известно Калуму, а вам нет, миледи, это то, что среди лэрдов поместий и местных судей существует неписаное правило, по которому любую семью, давшую приют другой, изгнанной, ждёт такое же наказание, — он запнулся. — Они боятся, что теперь и вы выгоните их из их дома.

Грейс медленно обвела взглядом комнату, в которой множество лиц взирали на неё: Калума, его мальчишек, даже мокрое от слёз лицо Мэри, и Элспет — та так и стояла внутри торфяной коробки. В ответных взглядах, которые все они бросали на неё с чистым и неприкрытым ужасом, Грейс вполне могла казаться королевой из ада.