Гнев, неистовый и первобытный, начал разгораться внутри неё. Это было бесчеловечно и жестоко — то, что эти бедные люди ежедневно должны жить под страхом такой ужасной угрозы, бояться просто предложить кров своим родным, чтобы также не подвергнуться участи быть изгнанными. Она смотрела, как два мальчика, Калум и Йен, медленно подошли к ней, ни на мгновенье не отрывая от неё взгляда, когда каждый из них осторожно положил её перчатки на стол, возвращая их ей, словно надеясь, молясь, что этот небольшой жест, возможно, удержит её от наказания тех, кого они любят.
Грейс сморгнула набежавшие слёзы и повернулась к Элспет, которая всё ещё стояла позади неё и крепко прижимала к себе дочь. Крошечное личико ребёнка уткнулось в материнскую шею как самое безопасное место на свете. Грейс протянула руки.
— Пожалуйста, позвольте мне взять её, чтобы вы смогли выбраться из этой коробки.
Элспет смутилась. Калум, кивая, ободряющим тоном заговорил с ней по-гэльски. Медленно, осторожно Элспет ослабила свои объятия вокруг малышки, передавая её ожидающей, чтобы принять дитя на руки, Грейс. Взяв ребёнка, Грейс прижала кроху к себе и держала так, пока Элспет с помощью Калума выбиралась из торфяного ящика. Малышка взглянула на Грейс, подбородок её задрожал, и она засопела. Грейс улыбнулась ей и ласково прикоснулась к щёчке, смахивая слёзинки.
— Всё будет хорошо, — прошептала она и в нежном поцелуе прижалась к завиткам на лбу девочки, прежде чем передать кроху назад Элспет.
Сделав глубокий вдох, Грейс повернулась и обратилась к Калуму:
— Вы боитесь, что я выгоню вас из вашего собственного дома только потому, что так поступают другие землевладельцы. Даю вам свое слово, Калум Гатри, что ничего подобного не произойдёт. Ни сегодня. Ни когда-либо. Здесь, в Скайнигэле, не будет «улучшений», подобных тем, что происходят где-либо в других местах Высокогорья. Пожалуйста, будьте так любезны передать остальным арендаторам то, что я только что сказала.
Калум с минуту неверяще взирал на неё, а затем его лицо расплылось в широкой сияющей улыбке. Он быстро повторил по-гэльски то, что сказала Грейс, Мэри и Элспет. Мэри изумленно прикрыла рот обеими руками, а мальчики, Калум и Йен, бросились вперёд и обвили руками юбки Грейс. Грейс бросила взгляд на Калума, который притянул жену и свояченицу в свои объятия. Его глаза были закрыты, и у него был такой вид, словно он вот-вот заплачет. Она взглянула на Аластера, стоявшего в стороне, зрителя разыгравшейся сцены. Он улыбался, его собственные слёзы блестели в тусклом свете, и когда его пристальный взгляд встретился с её, он кивнул, одними губами проговорив: «Спасибо, миледи, спасибо».
Глава 23
У некоторых людей бывают плохие дни, у других случаются плохие недели. У Кристиана Уиклиффа, маркиза Найтона, плохими выдались два месяца — и, судя по всему, и третий обещал стать таким же.
Он потерял свою жену — он предпочитал слово «потерял» потому что слова «был брошен» звучали слишком окончательно, слишком безвозвратно, а у него были серьезные намерения вернуть Грейс, леди Найтон, чего бы это ни стоило, хотя бы ради того, чтобы отчитать её за то, что она столь успешно исчезла, не оставив ни малейшего следа.
Он никогда не забудет день, когда обнаружил, что она исчезла. Его первой мыслью было, что её похитил тот, кем бы он ни был, кто оставил анонимное и угрожающее сообщение на пороге его дома. Но больше всего, больше, чем он считал когда-либо возможным, подавляла Кристиана мысль о том, что именно Грейс заплатит за его грехи. Первые два дня после её исчезновения он провёл, обвиняя во всём себя, пока одна из горничных не заметила ему, что пропало несколько платьев Грейс. Но, как оказалось, исчезли только те платья, вместе с обувью и чулками и даже лентами для волос, которые она привезла с собой сразу после свадьбы и носила до того, как стать его женой. Однако лишь после того, как Элеанор обнаружила, что также исчезли и принадлежности Грейс для рисования, все в доме окончательно уверились, что его супруга ушла по собственной воле.
Уставившись на пустое место в её гардеробе, Кристиан вдруг подумал, что никогда не знал о любви Грейс к рисованию. Это был факт, по поводу которого Элеанор не преминула высказаться.
— Ты бы заметил, — раздражённо говорила она ему, — если бы уделил собственной жене хоть каплю внимания за всё то время, что она пробыла здесь.