А сейчас, пожалуй, пора отправляться в дальний путь. Нелишне бы трубку в последний раз выкурить. Пойгин шарит рукой по тумбочке, нащупывает трубку. Чуть не опрокинул чашку с остывшим чаем. Приподнялся, отпил глоток. Остыл чай, надо бы горячего попросить. «Ты, может, ещё и стаканчик спирта опорожнить не прочь?» – усмехаясь, спрашивает себя Пойгин.
И где же это Кэргына? Совсем забыла старика. Надо бы напоследок повнимательней посмотреть на её живот: точно ли не сегодня-завтра родит?..
С родами дочери Пойгин связывал самые заветные свои надежды. Он верил, что, как говорят о том древние вести – сказания, хороший человек может вернуться из Долины предков в образе собственного внука или внучки; надо только умереть в то время, когда дочь или невестка станет тяжела внуком.
Пойгин уже три раза приурочивал свой уход к верхним людям именно к такой счастливой поре. Даже имена своим внукам (а он почему-то был уверен, что родятся именно мальчики) давал, как подсказывал древний обычай. Когда должен был родиться первый внук, Пойгин заранее дал ему имя Рочгилин – С другого берега. Именно под этим именем Пойгин должен был вновь пребывать в этом мире. Но он так и не успел в тот раз уйти к верхним людям. Рочочгилину дали ещё и русское имя Роман, или ещё немножко иначе – Рома. Потом точно так же случилось и со вторым внуком, которому Пойгин заранее придумал имя Пылькенти – Вернувшийся обратно. Этого по-русски назвали Петей. Третьему внуку Пойгин дал имя Гирголь – Верхний. Но и тут не успел уйти вверх. Внук получил и русское имя Гриша.
Теперь вот дочь забеременела в четвёртый раз. Пойгин, уверенный, что уж тут-то он сумеет вовремя убраться к верхним людям, мучительно придумывал новое имя из тех, которые обозначают вернувшегося из мира иного. Сначала остановился на имени Рэмкилин – Гость. Но гость, конечно, это хорошо, когда приходишь в чужой дом или в чужую ярангу, а Пойгин всю землю ещё с тех пор, как ощутил, что пребывает в этом мире, считал своим родным обиталищем. Нет, уж пусть он и после возвращения из Долины предков будет здесь хозяином. Пожалуй, лучше всего назвать внука Рагтылин – Вернувшийся домой, а ещё лучше так: Нуват – Возвращённый. Надо бы успеть сказать об этом дочери и зятю. Но где они?
– Кэргына, где ты? – со стоном позвал дочь умирающий Пойгин. Немножко смутился оттого, что голос прозвучал довольно громко: вряд ли пришло время начать великую перекочёвку. Дочь не отозвалась. Пойгин в приливе неожиданного гнева едва не вскочил на ноги. Но это уже совсем было бы неприлично для умирающего. Стараясь успокоиться, он почесал себя за ухом, полежал неподвижно с закрытыми глазами и опять позвал дочь, на сей раз тихим, скрипучим голосом. Чувствуя, что явно притворяется, опять рассердился.
А может, лучше было бы совсем не умирать? Ну что за нужда уходить в Долину предков, если потом всё равно вернёшься? Ещё возвратишься какой-нибудь букашкой или волком, с ума сойдёшь от тоски по человечьей жизни, оленей, пастухов перекусаешь. Интересно, знает ли такая букашка или волк, что когда-то были они людьми? Если знает – совсем плохо, можно от тоски, взбеситься. Захочется по-человечески чайку крепкого попить, новости с других земель по радио послушать, а то и газетку почитать, и вдруг вспомнишь – волку такое нельзя, не полагается. И зачем только Пойгин разговору по бумаге научился? Неслыханное может произойти: увидит кто-нибудь (если доведётся волком вернуться), как сидит зверюга матёрый на камне и газетку почитывает – с ума любой крепкоголовый сойдёт!
Представив себе волка, сидящего по-человечьи на кочке или камне с газетой в передних лапах, Пойгин беззвучно рассмеялся. «Это диво просто – волк с газетой, – мысленно приговаривал он. – Нет, ты только вообрази себе – волчище с газетой, разные новости читает. Хмыкает с удовольствием, а то и зубами от злости щёлкает, если вести плохие.»
И опять смех начал сотрясать Пойгина. Он даже за грудь схватился, чтобы остепенить себя. Наконец, успокоившись, посмотрел с тоской в тот угол комнаты, где стоял столик, на котором возвышалась аккуратная стопка газет.
Газеты читать для Пойгина стало любимым делом, жаль только, что разговору по бумаге на русском языке не научился; тут, наверно, всё-таки русский разговор по-настоящему знать надо, а не так, как он – усвоил всего несколько слов.
Но ничего, есть газеты и на чукотском разговоре – окружная, районная. Пойгин эти газеты, порой пятилетней давности, от строчки до строчки с огромным удовольствием перечитывает: интересно вспомнить, как всё было пять лет назад, прикинув в уме, что изменилось с тех пор.