Белый шаман

Но вот Кайти вспомнился Рырка, и она вмиг помрачнела.

– Я не пойду туда, – показала она в сторону стойбища. – Я буду пасти с тобой оленей до утра…

– Замёрзнешь!

– Ничего. Я буду бегать, как ты. Отчего так перепугались олени?

Пойгин не ответил: несколько десятков оленей отбились от общего стада. «Гок! Гок! Гок!» – закричал Пойгин и побежал в гору наперерез оленям.

На второй день Рырка пришёл в ярангу, когда Пойгин был у очага. Встав перед костром, он высокомерно посмотрел на Кайти, потом перевёл невозмутимый взгляд на Пойгина. Встретившись с его твёрдым и чуть насмешливым взглядом, он насупился, присел на шкуру у костра, вытащил из-за ремённого пояса тиуйгин – несколько раз ударил по рукавам роскошной кухлянки, сшитой из шкур белоснежного оленя, отороченной мехом огненной лисицы.

Кайти поставила перед гостем дощечку с фарфоровой чашкой, налила в неё чаю. Потом поставила вторую чашку перед мужем. Рырка раскурил длинную деревянную трубку с медной чашечкой на конце, благосклонно протянул её Пойгину. Тот с достоинством принял трубку, затянулся и вернул её хозяину.

– Пусть женщина уйдёт! – приказал Рырка. – У нас будет с тобой мужской разговор.

Кайти вопросительно взглянула на мужа, тот слегка кивнул головой, мол, уйди. Когда Кайти ушла, Рырка сощурил в усмешке глаза, так что остались едва заметные щёлочки, спросил:

– Она всё тебе рассказала?

– Всё.

– Ну что ж, ладно, – после долгой паузы ответил Рырка, больше не протягивая трубку собеседнику. Глубоко затянулся и повторил: – Ладно. Тогда я тебе скажу так. У меня четыре жены. Выбирай любую. А хочешь – всех четырёх. И тогда ты будешь мой тумгынэвын. Настоящий. Не так, как у меня с другими пастухами. Есть тут такие… я остаюсь на ночь с его женой, а он… хорошо, если получит от одной из моих жён кусочек мяса или чашку чая… Да, ты будешь мой настоящий тумгынэвын, как велит обычай.

– Мой отец говорил, что нет и не может быть у нас такого обычая, – стараясь быть сдержанным, сказал Пойгин. – Это всего лишь дурная привычка неразумных мужчин.

– Почему неразумных?

– Не хотят подумать, что произойдёт потом, когда брат женится на сестре по отцу. Разве ты не знаешь, что такое проклятье кровосмешения?

Рырка выслушал Пойгина с высокомерной усмешкой:

– А тебе известно проклятье голода и холода?

– Я готов выбрать именно это проклятье! – уже не смог сдержать себя Пойгин. – Мы уйдём с Кайти сегодня же. А ты подумай, что будет, когда возможные твои дети потом окажутся женой и мужем.

– Я к тому времени буду уже в Долине предков.

– Под землёй у ивмэнтунов быть тебе, а не в Долине предков! – не просто сказал, а предрёк Пойгин, показывая пальцем в землю.

И повела нелёгкая судьба Пойгина с Кайти из одного стойбища в другое. Действительно, проклятье голода и холода неотступно преследовало их, но они были вдвоём и потому знали, что такое счастье. Не скоро они вернулись в своё береговое стойбище…

* * *

Идёт Пойгин в воспоминаниях по длинной тропе своей жизни, то в гору поднимается, то опускается в туманные низины. Достиг ли он самой высокой звезды мудрости? Если учесть, что его наградили Золотой Звездой как великого охотника, то, конечно, почёт ему воздали большой. Но мало быть хорошим охотником; мало быть даже великим охотником. Жаль, что в самой полной мудрости человек пребывает не так уж и долго.

Но дело не только в том, что человек из малого несмышлёныша постепенно становится мудрым стариком. Разве не известно Пойгину, как прожил свою жизнь его отец Нутэтэгин? Предел его земли был где-то совсем близко, ну, в два, в три дня езды на хорошей собачьей упряжке. Предел этот можно представить в виде круга, в центре которого находилось его небольшое стойбище. Это стойбище для него было словно бы Элькэп-енэр в небесах, вокруг которой во вселенной всё вращается. Да, Элькэп-енэр – самая твёрдая неподвижная точка во всём мироздании, центр всему сущему. Но как мало сущего вращалось вокруг маленького стойбища, где родился отец и считал десяток яранг самым главным во всём мире людским поселением. Рос он, одолевая одну гору за другой, и почти ничего не увидел больше того, что открылось его глазам, когда он понял, что в этом мире пребывает. И думалось ему, что земной мир весь ограничен этим пределом.

Значит, суть не только в том, что ты растёшь, мудрее становишься. Уж его-то отец был для всех куда каким мудрым. Суть, видно, ещё и в том, что сама жизнь далеко отодвинула черту предела доступного твоему пониманию мира. Да, отец был в состоянии достигнуть предел доступного ему мира в два-три перегона собачьей упряжки; а его сыну, Пойгину, для этого теперь надо лететь полсуток на самом быстром самолёте. И, конечно же, Пойгин теперь не считает свой посёлок центром земного мира, не считает, что это земная Элькэп-енэр, вокруг которой всё вращается. Э, какая там Элькэп-енэр – просто маленькая, крохотная звёздочка, затерянная в снегах и льдах на берегу студёного моря.