– Хороший обычай, – по-прежнему сдержанно ответил Пойгин, хотя на душе у него стало теплее.
Пил чай Пойгин с Рыжебородым в том же деревянном жилище, в которое он впервые вошёл не далее вчерашнего дня. За столом они на этот раз сидели вдвоём. Когда Пойгин выпил третью чашку чая – почувствовал, что в голове стало светлее. Рыжебородый молча наблюдал за ним. Заметив, что Пойгин слабо улыбнулся, сказал:
– Бражку Ятчоля ты пил зря.
– Откуда знаешь, что я пил бражку?
– Я это увидел по твоему лицу. Не было бы для меня ничего печальнее, если бы ты стал таким же, как Ятчоль.
– Нет, я не хочу быть таким, как Ятчоль! – протестующе воскликнул Пойгин.
– У тебя есть друзья там, куда ты едешь? – думая о чём-то своём, спросил Рыжебородый.
– У меня есть жена Кайти. Её и только её очень хочу поскорее увидеть.
– Понимаю. А кроме жены?
– Есть там ещё Гатле. С детства ему было предопределено быть женщиной, хотя он родился мужчиной. Плохо живёт Гатле. Его почти никогда не пускают в полог. Лишь я да Кайти пытаемся тайно накормить и согреть его.
Рыжебородый грустно качал головой, разглядывая лицо Пойгина с выражением горького сочувствия.
– Враги у тебя там есть?
– Не знаю. Главные люди тундры хотели бы, чтобы я стал их другом.
Пойгину показалось, что у Рыжебородого есть к нему ещё какой-то вопрос, но высказать его он не решался. «Ну ясно же, он человек, имеющий ум, и ему надо понять, зачем я нужен главным людям тундры».
– Ты хочешь знать, почему те, кто ушёл в горы, хотят, чтобы я был с ними?
– Я рад, что ты угадал мои мысли.
– Всего я тебе пока не скажу, – после долгого молчания ответил Пойгин. – И когда приеду туда, им тоже не всё расскажу о тебе.
– Почему?
– Не всё в тебе понимаю. И всё-таки, думается мне, ты совсем не такой, каким представляют тебя главные люди тундры.
– Каким они меня представляют?
– Человеком, вселяющим безумие в наших детей. Но я, кажется, догадался, что дети здесь стали не безумными… Тут что-то другое.
– Что именно?
– Пока не знаю. Мне надо понять, таит ли в себе злое начало тайна немоговорящих вестей… Чёрный шаман Вапыскат говорит, что в этом может быть только самое страшное зло.
– Вапыскат? Почему его так назвали?
– Потому что он весь в болячках. Кто-то наслал на него порчу. – Пойгин показал пальцем на бороду собеседника. – Не хотел говорить тебе, но, пожалуй, скажу. Вапыскат велел мне привезти хотя бы несколько волосков из твоей бороды.
– Зачем? Пойгин замялся.
– Ну, ну, говори. Я умру, если не узнаю, зачем понадобились волосы из моей бороды чёрному шаману, – пошутил Рыжебородый.
Пойгина озадачило столь легкомысленное отношение Рыжебородого к тому, что ему было сказано о намерениях чёрного шамана.
– Ты зря смеёшься, – понизив голос, сказал Пойгин с таинственным видом человека, знающего всю степень опасности, нависшей над его собеседником. – Если Вапыскат заполучит хоть кусочек твоего ногтя, он нашлёт на тебя порчу, и всё твоё тело покроется язвами.
Пойгин ждал следов невольного страха на лице Рыжебородого, но тот вдруг откровенно расхохотался.
– Ты на меня не обижайся, – попросил он, унимая хохот. – Я над чёрным шаманом смеюсь. Я готов отстричь клок своей бороды и передать ему.
Рыжебородый отыскал ножницы, отхватил клок своей бороды.
– Вот, на, возьми. Хватит? Я могу и больше, да боюсь, жена разлюбит, – продолжал он шутить самым легкомысленным образом. – Я сейчас заверну эти волосы в бумагу. Вот так. На, передай мой подарок чёрному шаману, страдающему от болячек. Пусть насылает на меня порчу. А я попытаюсь с помощью докторов вылечить его болячки, если он на то согласится. Пусть приезжает, и мы устроим наш поединок! Я к нему с добром, а он ко мне со злом, посмотрим, за кем будет победа.
Пойгин принял завёрнутые в бумагу волосы, не зная, что с ними делать.
– Нет, я это не возьму, – наконец решительно сказал он, – хотя ты мне и не друг, но, наверно, всё-таки и не враг. Я не хочу, чтобы тело твоё покрылось язвами.
– Нет, ты возьмёшь! – весело настаивал Рыжебородый. – Я на тебя очень обижусь, если ты не исполнишь мою просьбу. Я вступаю в поединок с чёрным шаманом, понимаешь? Ты не можешь мне отказать, если я вступаю в поединок.
– Ну, если ты вступаешь в поединок, я передам, – не совсем уверенно пообещал Пойгин и спрятал волосы в кожаный мешочек для табака. – Пожалуй, надо отправляться в путь. Но мне очень хотелось бы повидать Рагтыну.
– Ты её знаешь?
– Да, я её лечил.
– Как?
– Я уводил её к солнцу, просил в заклятьях солнечный луч проникнуть в её сердце, изгнать немочь. Не помогло.
Рыжебородый опять грустно покачал головой и сказал:
– Да, она очень больна. Врач говорит, что у неё очень больное сердце. Девочка родилась с этой болезнью.
Пойгин резко наклонился к Рыжебородому, заглядывая в его лицо с острой надеждой:
– Если ты изгонишь немочь из её сердца – я до конца поверю тебе. И тогда никто не заставит меня думать, что вы враги. Рагтына мне как дочь.
– Да, да, я понимаю.
От Пойгина не скрылось, что в глазах Рыжебородого, в самой их глубине, таились боль и тревога.