Белый Шанхай

С того дня как Коллор объявился в доме Лиззи, они встречались еженедельно – на улице или в синематографе. К каждому свиданию она готовилась словно к балу. Сперва Коллор делал вид, что не замечает ни ее взглядов, ни края чулка, мелькнувшего в разрезе платья. Однажды он велел ей прийти на «конспиративную квартиру» – в обставленную как попало комнатушку с нежилым запахом. Лиззи отбарабанила новые сведения: Центральный политический комитет Гоминьдана решил передвинуть столицу в Ханькоу, чтобы быть поближе к театру военных действий.

Она ходила из угла в угол, покачивая бедрами. Коллор смотрел на нее злыми глазами. Конечно, он все понимал; конечно, думал сейчас не о столицах и политических комитетах. Лиззи встала напротив окна, чтобы Коллору был виден ее силуэт в обрамлении полупрозрачного платья.

– Соколов мной очень доволен. Вчера взял на собрание профсоюзной ячейки на фабрике. Только велел одеться попроще. Пожаловался, кстати, на отвратительную связь с Москвой. Телеграммы очень дороги – бюджет выделен на пятнадцать страниц текста в год. Курьеры добираются две-три недели. Иногда местные большевики месяцами не получают директив из центра.

Коллор подошел к ней, схватил за талию, развернул к себе:

– Что ж, у них и прямого телеграфного провода[62] нет?

Лиззи чувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

– Норма прямых переговоров с Москвой – двадцать четыре часа в год.

Она расцарапала ему спину, а он наставил ей синяков на груди.

– Никому ни слова, поняла? – грозно сказал Коллор.

Лиззи улыбнулась. Она знала, что поймает его.

Через месяц Коллар начал платить ей деньги: она сказала, что не будет работать бесплатно.

– Мы тебя посадим.

– Надеюсь, ты будешь приходить ко мне в тюрьму?

Коллор ругался, грозил:

– В жизни не встречал такой продажной твари!

Каждый раз после этого дела он шел в ванную и долго мылся. Лиззи веселилась: о боже, ее считают грязной!

Она стала циничной и перестала воспринимать жизнь всерьез – после смерти Эдны у нее что-то повернулось в голове. Лиззи сама это знала, но ничего не могла и не хотела менять: ведь это весело, господа, – заниматься любовью, считать деньги, играть в политику и плевать на смерть.

Соколову Лиззи сказала, что полиция на всякий случай уничтожила постановление об аресте Чан Кайши, подписанное в 1924 году. Кто его знает – вдруг он все-таки займет Шанхай?

– Сейчас иностранные концессии патрулируют пять тысяч триста человек: англичане, американцы, французы, итальянцы и японцы, – перечисляла Лиззи. – Этого явно недостаточно, чтобы противостоять силам Гоминьдана. Муниципальный совет вызвал помощь из метрополий: с января по март ожидается прибытие около сорока военных кораблей. Общее число военнослужащих будет доведено до тринадцати тысяч. Единственное, чего опасаются в Муниципальном совете, – что подкрепление не успеет прийти и Народная революционная армия раньше доберется до Шанхая.

Соколов считал, что обратил Лиззи в свою веру, таскал ее на собрания, где она развлекалась тем, что запоминала до мельчайших деталей лица присутствующих (при желании она могла нарисовать их – не идеально, но вполне похоже). Соколов был прав: Лиззи действительно обладала большим талантом к шпионской работе.

Сунь Чуаньфан, военный губернатор Китайского города, зверствовал вовсю. Публичные казни устраивались каждый день: выведут связанного человека на улицу, махнут мечом – и готово дело.

Лиззи равнодушно смотрела на кровавые головы на телеграфных столбах.

– Я знаю, что умру молодой, – говорила она Коллору. – Вот и хорошо: я не собираюсь превращаться в больную развалину.

Джонни качал головой:

– Ты уже больная.

Дурак! Лиззи стала умнее и добрее. Когда Роберт зачитывал вслух письма отца – о лондонских забастовках и конференции премьер-министров Британской империи, – она уже не пророчила Хью смерть в сумасшедшем доме, как оно бывало ранее.

Даже мать была прощена. Впервые за много лет Лиззи получила от нее письмо – мама узнала о смерти Эдны и просила рассказать, как это случилось. Застарелое чувство ревности толкнулось в груди («Я живая интересую тебя гораздо меньше ее, мертвой!»), но Лиззи погасила его. Отправила маме вырезанный из газеты некролог и письмо от управляющего гостиницы «Виктория». О том, что в смерти Эдны виноват ее муж, Лиззи умолчала.

Глава 69

1

Дон Фернандо – бульдог. Ввалился в дом Нины с немытыми лапами, со слюнявой пастью. Сел боком на стул, вытащил сигару, угостился.

– Извините, что в контору не заехал, тут у вас дела семейные, я понимаю. Но чужие уши нам без надобности. Я, знаете, по поручению.

– От кого?

– От одного важного китайского человека. Пожалуй, самого важного сейчас в Шанхае.

– Большеухого Ду?

Дон Фернандо поиграл бровями:

– Допустим. Вы дама, приближенная к Фессендену. Нам желательно знать, о чем думают тамошние господа. Не сегодня завтра армия Гоминьдана войдет в Шанхай. Дела наши серьезно поменяются. Как действовать будем, а?

– Ду ищет выходы на Фессендена? – спросила Нина.

– И у вас, и у нас общие интересы. Мы хотим и дальше вести свой бизнес. И чтобы все оставалось по-прежнему.