Белый шиповник. Сборник повестей

- Я не с этим сегодня, - сказал Борис Степанович. - Вы помните, как пятнадцать лет назад к вам сюда привели мальчишку, который каждый день приходил смотреть на коней?

- Я ещё из седла не падаю. И память не изменяет, - засмеялся старик. Он глянул в зеркало и пригладил седые кудри.

- Так вот, сегодня этот мальчишка привёл вам своего ученика. Денис Платоныч, я имею подозрение, что он будет ездить.

Старик посерьёзнел.

- Нынче я тренирую мало. Слышал, что про меня на совещании говорили? “Старик-де обучает варварскими методами”. Нынче время не то - кругом сплошной гуманизм. Я их спрашиваю, мы кого воспитываем секретарш или всадников? Конный спорт - это спорт! А им что же, после каждого прыжка седло кружевным платочком вытирать?..

- Потому к вам и привёл, - возразил Борис Степанович, - что хочу настоящего всадника получить.

Старик помолчал, и глаза его блеснули.

- Кха! - рявкнул он и вытер усы. - Подойдите, мальчик. Вид не глупый! У тебя высокие родители?

- Метр семьдесят пять и метр пятьдесят восемь, - отбарабанил Панама.

- Разденьтесь, мальчик.

Панама начал судорожно расстёгивать рубаху, брюки.

- Так, - сказал старик и протянул к нему страшную двупалую руку (рассказывали, что три пальца ему в молодости откусил жеребец). Пальцы ловко ощупали локти, коленки. - Руки-ноги не ломал? Головой не ушибался?

- Нет…

- Так. Не дыши. - Старик наклонился и плотно прижал ухо к Панаминой груди. - Ангиной часто болеешь?

- Нет.

- Ну-ко, - старик достал из стола силомер, протянул Панаме: - Сожми. Так, - сказал он, глянул на цифру, пошевелил усами и небрежно бросил силомер в стол. - Отойди и резко подними ногу как можешь выше! Рраз! Вторую - ррраз!.. Ну что, Боря, сложен этот молодой человек нормально, но костяк слабый, в суставах хлипок и мускульно слаб.

- У него есть главное, - сказал Борис Степанович, - у него есть душа.

- Ну что ж. Если она не расстанется с телом за период начального обучения, может, что и получится. Ибо сказано римлянами: “Сила духа многое искупает”. Итак, слушайте меня, мальчик. Все бумажки - секретарю. С понедельника, нет, лучше со вторника, я суеверен, на постоянные тренировки. Первый месяц - два раза в неделю, второй - три, третий ежедневно, кроме четверга, ежели вы, конечно, выдержите и не сбежите. Предупреждаю, вы зачислены из уважения к вашему педагогу. Более вам льгот не будет. И от вас я о вашем педагоге более не должен слышать. Он сам по себе, вы сами по себе. Пропуски занятий по болезни, по занятости и прочее исключаются. И предупреждаю: я набираю осенью сто мальчиков, весной у меня остаётся пятеро, и это не значит, что из оставшихся получаются настоящие всадники… Не смею долее задерживать.

Глава десятая

МАШКА, ТЫ С УМА СОШЛА!

Ах, как замечательно пахнет щами из школьной кухни! А если повар Галина Васильевна печёт оладьи, то запах проникает даже сюда, в класс. И ребята ещё задолго до второй перемены, когда вся школа ринется в столовую, взволнованно поводят носами.

Стриженые первоклассники мечтают, как они будут слизывать с оладьев клюквенное варенье. У рослых усатых десятиклассников при одном воспоминании о тарелке густых щей начинают урчать животы.

Нот ведь как устроен человек - завтракали-то три часа назад, а уже опять есть хочется.

Маша Уголькова зажмуривается и, чтобы не представлять себе румяные булочки и белое молоко, льющееся в стакан из бумажного кубика, начинает считать в уме, сколько у неё денег. Медяки и гривенники, пятиалтынные и полтинники и даже несколько рублёвых бумажек завязаны в носовой платок и хранятся в самом потаённом углу портфеля.

- Марьсанна. - В перемену Маша подходит к учительнице. - Я не смогу пойти в ТЮЗ.

- Да что ты, Машенька, такой спектакль замечательный… Ведь билетов всего пять на класс.

- Я не смогу, - говорит Маша и так краснеет, что на главах у неё появляются слёзы.

- Горячие пирожки с мясом, с рисом, с повидлом!

- Маша, Маша! - К Угольковой подбегает Юлька. - Кричу тебя, кричу! Вот! - говорит она и показывает новенький полтинник. - Айда в мороженицу!

- Не могу, - говорит Маша. При одной мысли о мороженом у неё начинает сладко ломить горло.

- Что, денег нет? - спрашивает Юлька и внимательно смотрит на неё.

- Нет, - отвечает Маша и опускает голову.

- Врёшь. Зачем ты врёшь? Я же видела, как ты в перемену деньги считала. Там у тебя в платке, наверно, рублей десять!

- Это не мои… Это не мои деньги, - говорит Маша.

- А чьи?

- Не могу я тебе сказать! Не сердись, Юлечка! Не могу…

- Машка, ты с ума сошла! - говорит Юлька. - Ты же и так худущая, как щепка, а теперь ещё в столовку не ходишь. Я же всё замечаю.

- Юленька, так надо! Я потом всё объясню! Потом! - И Маша бежит домой, и толстый портфель с галошным мешком бьёт её по ногам.

Глава одиннадцатая

УЧЕБНОЙ РЫСЬЮ МАРШ!

Панама лежит в постели. Ему кажется, что у него даже веки болят от усталости. Словно сквозь слой ваты, слышит он, как мама выговаривает папе: