Белый шиповник. Сборник повестей

- Воспитательнис… - сказал маленький солдат. - Ходи другая место. Издесе не нада. Другой место гуляй.

- Конечно, - кивнула пионервожатая.

Мы пошли обратно. Я оглянулся. Немец всё ещё стоял. Он держал в руках свою нелепую шапку, и ветер шевелил полы его длинной распахнутой шинели.

Он встретился со мной глазами и сделал движение, словно хотел помахать мне рукой, но на полпути передумал. Я хотел погрозить ему кулаком, но было в его лице что-то такое, что я почему-то не погрозил.

Глава седьмая

К ОРУЖИЮ, ГРАЖДАНЕ!

- Дядя Толя! Дядя Толя! Немцы через речку мост строят! - Я вбежал во двор кухни.

- Тихо! - схватила меня тётя Паша. - Тихо! Что ты расшумелся? Строят - не воюют! Иди отсюда с богом! Не до тебя сегодня дяде Толе. Видишь, к нему моряк приехал. Сын Толин у этого моряка на руках умер. Иди, иди, милый! - Она сунула мне в руки капустную кочерыжку и вытолкнула со двора.

Я оглянулся. Дядя Толя сидел с каким-то моряком за столом. Судомойка подавала им дымящуюся картошку в миске. Голова старика была низко опущена, он что-то машинально перебирал на столе. Рядом с широкоплечим моряком на скамейке лежал свёрток; бумага разорвалась, и я увидел голубые полоски тельняшки.

Весь тихий час мы шептались о пленных.

- Это же с ума сойти! - говорил Серёга. - Видел, какой там часовой? Он на них и не смотрит.

- Он на солнышке дремлет, - подзуживал Липский.

- Они в любую секунду сорваться могут! Разве можно так фашистов сторожить?

- Никуда они не сорвутся, - сказал Осташевский. - Ну, а сорвутся, куда пойдут?

- В леса! Будут, как партизаны…

- Партизаны только у нас бывают, - наставительно сказал Липский. - Они пойдут в бандиты.

- Чего они сделают без оружия? - упирался Колька.

- Да тут оружия дополна! - сказал Липский. - Только поищи.

- Братцы! - Серёга даже встал на кровати. - Точняк! Тут оружия навалом, а мы сидим, ушами хлопаем! Нас же голыми руками всех перебить могут. Придут ночью - палаты зажгут, взрослых перевешают, всех наших девчонок передушат!

У меня даже мурашки по спине поползли. Я представил, как полыхают дома. Как наши девчонки зовут на помощь, а мы ничем помочь не можем. Потому что пленные - взрослые и любой с нами справится.

- Надо вооружаться! Наберём винтовок, автоматов…

- А мне гранату! - запищал Липский. - Пусть только сунутся, я гранатой тра-ах! Ба-ах!

- Тебе гранату и не взвести, - сказал Вася Бойцов. - Ты, Липа, гранату-то настоящую хоть раз в руках держал?

- А то нет?

- Конечно, нет. Держал бы - помалкивал! И вообще на войне всё для взрослых. Винтовка со штыком, например, выше меня.

- На войне, наверное, страшно, - сказал я.

Тут они все засмеялись.

- Конечно, если ты дрейфишь, так тебе страшно, - пропищал Липский.

Мне стало очень обидно, и я спросил:

- А ты где был, когда война была?

- Где все. В эвакуации.

- В эвакуации…- передразнил я его. - А я в городе оставался. Знаешь наш дом каменный четырёхэтажный, у Савинского бугра стоит? Мы в нём только вдвоём с бабушкой и оставались. Около нас зенитная батарея стояла… И противотанковая… А бомбили нас всё время! И артналёты! Как начнёт грохотать, мы не знаем, где и прятаться. То ли в щель бежать - она на бугре, - то ли в доме оставаться. От обстрела в доме прятались - его бугор прикрывал. А при бомбёжке в щели прятались…

- А сколько тебе лет тогда было? - спросил, прищурившись, Серёга.

- Как сколько? Три года.

- Ха-ха-ха! - засмеялся Серёга, а за ним и Липа начал подхихикивать, и все ребята невольно заулыбались. - Три года! Да разве в три года можно что-нибудь запомнить? Это тебе рассказывали всё, вот тебе и кажется, что помнишь.

- Тебе рассказывали и нам рассказывали! - кричал Липа. - Так что разницы никакой, подумаешь, он “почти что на фронте был”!

От возмущения у меня даже голос сорвался.

- Помню! - закричал я. - Помню! Меня зенитчики американской тушёнкой кормили! В шинель заворачивали! Я взрывы помню! Они были длинные, то есть высокие, как деревья, и чёрные! Их было много - как лес!

- Ха-ха-ха! - закатывался Серёга. И ребята за ним посмеивались.

- Помню! - кричал я. - Помню! Мы один раз проснулись, потому что тихо стало. Не стреляют! И вроде как поют. Мы с бабушкой выскочили - батареи нет. Ночью ушла. Я на бугор полез… Бабушка не могла, она старенькая. Я на бугре стою. А за бугром дорога - и по ней солдаты наши идут! Много! Рота за ротой. И поют все! Я им рукой махал, и они мне махали! Я помню! Касками махали! Кричали что-то!

- Может, и помнит, - сказал Федул. - А может, ему кажется, что он помнит…

- Да врёт он всё! - заключил Липский. - Он же хиляк, вот и хочет изо всех выделиться, как будто помнит. Он и в футбол-то играть не умеет…

Я поднялся с кровати. Оделся и пошёл вон из палаты.

Куда мне идти? У дяди Толи гость. С Ириной-Мальвиной я рассорился. А мальчишки мне не верят. В спину мне загудел горн: “Вставай, вставай - рубаху надевай!”

Я оглянулся. Как же это так получилось? Я уже на дороге и уже разулся, чтобы речку вброд перейти. Вот я куда иду - в конюшню! К лошадям иду. Потому что я всё время думаю о них. Они большие, они добрые, они так пахнут! Я хоть одним глазком на них погляжу - и обратно…