Белый шум

Долго засиживаться не стали. Девчонки пожевали листья салата в темной подливе, запивая это чудо кулинарии минеральной водой без газа, а сам Казаринов глотнул рюмку коньяка, закусив подсушенными апельсиновыми дольками, слегка облитыми густым шоколадом.

Домой, к Элле, он брел по темным переулкам Тарнауса и размышлял о своей сестре, умудрившийся из хохотушки и озорницы вырасти в нравственного урода.

– Где же мы упустили тебя, Криска? – задрав голову, поинтересовался Казаринов.

Небеса черным бархатом облаков закрывали город от звезд и луны и молчали.

Глава 14

За всю ночь Влад не сомкнул глаз. И сейчас пребывал в состоянии мрачной решимости. Он рассеянно следил за Эллой, кормившей Антошку, а потом заметил негромко:

– Мне к нотариусу нужно съездить и на работу. Не возражаешь, если вечером к вам вернусь?

– Если тебе полегчало, езжай на Миусскую, – отрезала она. – Тут не постоялый двор.

– Элла, – мягко попросил Влад. – Дай нам шанс, очень тебя прошу.

– Нельзя каждый день терять кусочек души, – задумчиво проговорила она. – Тебе – в разлуке с любимой, а мне от твоего равнодушия. Я бы безоговорочно пустила тебя в свою жизнь, если бы не Лиза. А то получается какой-то менаж де труа в самом изощренном варианте.

– Ну что за глупости! – в сердцах воскликнул Влад. – Она уж к нам никаким боком. У нее своя жизнь, у меня – своя. Черт бы побрал мою сестру, рассказала тебе всякую ерунду.

– Влад, – остановила его Элла. – Ты же говорил, что никогда не врешь. К чему сейчас эти уверения? Я же видела, как ты смотрел на нее в телевизоре… Чушь какая-то!

– Элла, не гони меня и не торопи. Ясам недавно узнал, что вы у меня есть. Давай двигаться маленькими шажками, а? – попросил он, заглянув ей в глаза. – Ну что ты? – Казаринов аккуратно вытер слезинку, готовую выкатиться и побежать по щеке. – Ребенка испугаешь.

Элла посмотрела на сына, увидела вытаращенные глазенки и опущенные уголки рта и пропела весело. Слишком весело.

– Антошка, Антошка, пойдем копать картошку!

Малыш засмеялся и потянулся к матери.

– Пойдем, кукленок, – проворковала она. – Нам на прогулку пора.

– Элла, – окликнул ее Казаринов. – Я вечером приеду.

– Как хочешь, – отмахнулась она. – Полицию я вызывать не стану, но и великой радости не жди.

– Хорошо, дорогая, как скажешь, – ухмыльнулся он и добавил непринужденно: – Что-нибудь купить к ужину?

Она фыркнула:

– Мне все равно.

Когда, опираясь на одолженную у Эллы палку для скандинавской ходьбы, Казаринов ввалился в офис, народ счел за благо попрятаться по кабинетам. И неспроста, так как еще по дороге Влад позвонил Чижову и устроил ему выволочку за медлительность, потом досталось главному бухгалтеру за самоуправство. Тяжело припадая на больную ногу, он дотащился до собственного кабинета и там под причитания сестры обессилено рухнул в кресло.

– С агентом Каземирского договорились? – сразу рыкнул по внутренней связи Чижову. – Неси письмо, я проверю, а то опять напортачите, – велел он, морщась, а потом нашел две грубейших ошибки и заставил все переделать.

– Что с тобой? – пробормотала Милка, кружа рядом, словно чайка. – Где тебя ранили?

– Перестань маячить, ради бога, – скривился Влад. – И позвони своей матери. Я заеду за ней в двенадцать. Пусть будет готова. Навестим с ней нотариуса. У твоей сестры, оказывается, еще барахлишко водилось. И я хочу знать обо всем ее имуществе. Подробно и из первых уст.

– Ты как пьяный сегодня, – воззрилась на него Милка. – Разве это не твои тоже: мама и сестра? Что ты несешь, Владик?

– После того, что они сделали со мной, только по формальному признаку, – отмахнулся он. – Сделай мне кофе, систер. И сразу позвони своей мамаше, чтобы она не прикинулась дохлой или не ушилась в салон красоты.

– А если мама откажется, ну не захочет к нотариусу ехать? – промямлила растерявшись Милка. – Договориться на другой день?

– Тогда штраф. В следующем месяце останется без содержания. Только пенсия. Сразу спроси, устраивает ее? Если хочет независимости, я только за.

– Что с тобой происходит? – снова завела полюбившуюся шарманку сестра. – Ты же никогда таким не был.

– Я тебе сейчас все расскажу, – прорычал Казаринов, вставая, а когда Милка попыталась ему помочь дойти до дивана в комнате отдыха, отрезал. – Я сам!

Поморщившись, он уложил ноющую конечность на мягкое ложе и кивнул на кресло.

– Садись, милая.

Но от этого холодного тона и злых глаз Миле захотелось убежать. Из комнаты, из приемной, вообще из офиса. Она никогда не видела брата таким отстраненным и яростным одновременно. Никогда не слышала, чтобы он выплевывал обычные слова, будто грязные ругательства.