Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

Дмитрий Ургин приехал в Кремль около полудня. Ратник особой стражи Матвей Гроза, являвшийся в тот день начальником наряда, доложил князю о том, что никаких происшествий не случилось. Княгиня Елена только что вернулась во дворец с прогулки вместе с малолетним великим князем.

Выслушав стражника, Дмитрий направился туда же, но не успел подняться по лестнице, как услышал крики. Он бросился к покоям Ивана, но сразу понял, что вопли исходили из опочивальни великой княгини.

Дмитрий вошел в покои правительницы и увидел страшную картину. Елена лежала на полу, раскинув руки. Ее пышные волосы разметались по каменьям, красивое лицо исказила безобразная гримаса. Тело билось в судорогах, изо рта показалась пена. Рядом, застыв, стоял Иван. Кричала Аграфена.

Дмитрий выскочил в коридор.

– Стража! Лекарей сюда, быстро!

Появился и князь Овчина.

– Что здесь? – спросил он у Дмитрия.

Тот молча кивнул в сторону опочивальни. Овчина бросился туда. Прибежали лекари. Дмитрий хотел увести отсюда малолетнего великого князя, но Иван не пошел. Он прижался к Дмитрию, крепко сжал его стан и широко открытыми от ужаса глазами смотрел, как лекари пытаются спасти его мать.

В течение часа они боролись за жизнь великой княгини, но тщетно. Во втором часу пополудни Елена на какое-то время пришла в себя и протянула руку к Ивану. Дмитрий подвел к ней сына. Елена успела перекрестить мальчика и вновь потеряла сознание. По стройному телу пробежала судорога. Голова великой княгини склонилась набок.

Лекарь поднялся, перекрестился и сказал:

– Преставилась раба Божия Елена.

Наступившую было тишину разорвал отчаянный детский крик:

– Мама!

Иван вырвался из объятий Дмитрия, упал на тело матери, забился в истерике. Овчина-Телепнев, бледный как снег, стоял рядом, не в силах что-либо сделать. Аграфене удалось оторвать Ивана от тела матери. Дмитрий провел его в коридор, потом в детскую. А из опочивальни великой княгини доносились вопли.

Собрались и ближние бояре, бывшие в то время в Кремле. Они просто стояли и смотрели на тело покойницы.

Шуйские были тут же, но недолго. Они бросили на Овчину ненавидящие взгляды, не обещавшие ему ничего хорошего, и ушли.

Великую княгиню в этот же день без пышности похоронили в Вознесенском девичьем монастыре. Так закончилось недолгое правление Елены Глинской. Сбылось пророчество ее покойного мужа.

Во дворе ненадолго воцарилось глубокое затишье. Оно предвещало великую бурю, способную смести все на своем пути.

Глава 7. Вражда и корысть

Черней виденье с каждым годом,

И все безрадостнее явь…

Как тяжело дорогу бродом

Искать, где кинулся бы вплавь!..

А жизнь, столь полная терзанья,

Так коротка, так коротка…

И вот последнее признанье

Срываю с кровью с языка!

С. А. Клычков

Едино воспомяну: нам бо во юности детства играюще, а князь Иван Васильевич Шуйской седит на лавке, локтем опершися, о отца нашего о постелю ногу положив; к нам же не приклоняся не токмо родительски, но еже властелински, яко рабское же, ниже начало обретеся. И таковая гордыня кто может понести?

Фрагмент из первого послания Ивана Грозного князю Андрею Курбскому

Прошло шесть дней после смерти и скорых похорон Елены Глинской. Поздним дождливым вечером 9 апреля 1538 года от Рождества Христова князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский задумчиво сидел на лавке в той самой палате, где еще совсем недавно вместе с правительницей строил далеко идущие радужные планы на будущее. Они рухнули в одночасье, когда пришла неожиданная и страшная кончина Елены. Тогда за окном светило яркое весеннее солнце, сейчас же шел мелкий, нудный, совсем не весенний дождь.

Где-то за Москвой полыхали зарницы. Протяженным эхом, как вспененные волны беспокойной реки, докатывали до дворца далекие раскаты грома. К столице русского государства приближалась гроза. Но она не страшна. Накроет город и уйдет дальше, прочь.

Гроза же, что нависла над Овчиной, куда страшнее. Она не уйдет. От нее не спрятаться за крепкими стенами Кремля. Тягостно и боязно было на душе Овчины. Мелкой дрожью тряслись пальцы, унизанные дорогими перстнями, нервно дергалась щека.

Тишина во дворце хуже грома. Она мерзкой гадюкой заползает под рубаху, обжигает смертельным холодом холеное тело, заставляет его трепетать. Овчина поежился, отвернулся от окна. Горестные мысли давили тяжелым камнем, и не было от них спасения.