Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

Он-то понимал, что Елену отравили, но сказать это ребенку не мог. Рано ему еще знать о людских каверзах и подлостях.

Но Иван сам неожиданно спросил:

– Маму убили, да?

– Сказал же, не ведаю.

– Зачем ты и няня обманываете меня?

– Никто тебя не обманывает, великий князь. Разве можно говорить то, чего не знаешь? Вот это был бы обман. А почему ты к еде не прикоснулся?

На столе стояла посуда с завтраком.

– Не хочу!

– Ну и ладно, проголодаешься, поешь.

– Расскажи мне чего-нибудь, – попросил Иван.

– Что именно?

– Сказку какую, историю, только не страшную. Раньше Федор сказывал, мама, а теперь некому. Один я остался. Сирота.

– Я с тобой.

Иван вздохнул.

– У тебя свои заботы, у Дмитрия свои. – Он взял в руки свирель, но тут же бросил ее под лавку.

– Ничего не хочу. Нет, хочу. Пусть дождь прекратится, и солнце выйдет. Чтобы гулять пойти. Во дворце тошно и страшно. Уведи меня куда-нибудь, Иван.

– Теперь это не в моей воле.

– А в чьей?

– Опекунов твоих.

– Не люблю я их.

– Что поделать, так положено.

– Кем положено?

– Хотя бы завещанием отца твоего.

– Я его плохо помню.

– Немудрено. Тебе три годка было, когда он умер.

В коридоре послышались шаги нескольких человек. Овчина невольно вздрогнул.

Иван взглянул на него и спросил:

– Кто это?

– Не знаю! Может, стража?

– А зачем?

Ответить Овчина не успел. Дверь в отворилась, и в комнату вошли четверо: Иван Шуйский, какой-то боярин и двое стражников.

Шуйский встал посреди помещения, не обращая внимания на великого князя, посмотрел на Овчину и заявил:

– Вот ты где спрятался!

– Что вам надо? – вскричал Иван.

Шуйский ответил:

– Не что, государь, а кто. Мне нужен изменник Овчина.

Телепнев-Оболенский побледнел как смерть.

Иван же топнул ножкой.

– Как вы смеете врываться сюда без моего дозволения?

Шуйский повернулся к боярину, сопровождавшему его.

– Ты гляди, Михаил Иванович, а сиротинушка нам норов начал выказывать.

Боярин рассмеялся.

– Обрастает перьями наш птенец.

Шуйский перевел взгляд на Овчину.

– Сам пойдешь или силу применить?

– Не ходи, Иван. Они не тронут тебя. Вы не смеете!.. – со злобой и детской запальчивостью крикнул мальчик. – Я повелеваю так!

Ухмылка сползла с лица князя Шуйского.

Он наклонился к Ивану и сказал:

– Ты приказывать будешь, когда подрастешь, а сейчас молчи да сядь на лавку. Так оно лучше для тебя будет. – Он распрямился, указал на Овчину. – Стража, взять его!

Телепнев-Оболенский понял, что спасения ждать неоткуда, и набросился на стражников. Но те оказались проворнее. Один остановил его ударом короткой дубины в живот, другой сзади захлестнул горло опального князя удавкой. Овчину повалили на пол.

Иван бросился к любимцу. Шуйский оттолкнул мальчика, и тот отлетел к лавке.

– Сказано же было, сидеть и молчать!

Овчину вытащили в коридор и за ноги поволокли к лестнице.

Иван заплакал от бессилия и прохрипел:

– Куда вы его потащили?

– К матери твоей, в ад! – с ненавистью прошипел Иван Шуйский.

Он резко развернулся, вышел в коридор и приказал третьему стражнику, стоявшему там:

– Великого князя из палат не выпускать. Пусть хоть что делает, но в своих покоях. Ты понял меня?

– Понял, князь. – Стражник поклонился и припер дверь широким плечом.

Иван долго бился в крепкую створку, устал, упал на пол и зарыдал, стуча кулаками.

– Не хочу, не надо, не прощу!

Но что мог сделать восьмилетний ребенок, пусть и облаченный формально верховной властью, против буйства бояр и князей, дорвавшихся до крови?

Овчину затащили в подвал кремлевской тюрьмы. Там ему суждено было принять адские муки страшной смерти от голода. Он сам без всякого сожаления обрек на них многих людей. Сотворившему зло – зло и вернулось.

Князь Дмитрий Ургин приехал в Кремль через час после расправы братьев Шуйских с Овчиной-Телепневым. У дворца его встретил Григорий, заступивший на службу старшим наряда особой стражи.

Дмитрий сразу заметил тревогу на лице родственника, спрыгнул с коня и спросил:

– Что-то произошло, Гриша?

– Да, Дмитрий! Шуйские схватили Овчину-Телепнева. Мы только заступили, как его, в кровь избитого, стражники за ноги оттащили в тюремный подвал. Так им велел Иван Шуйский.

– Вот как? – произнес Ургин. – Отомстили, значит, бояре Овчине за унижения. А ведь я вчера предупреждал его об опасности, предлагал бежать, покуда не поздно. Не поверил.

Тимофеев удивился:

– Ты пытался спасти Овчину?

– И что?

– А то! Разве не заслужил этот пес смерти? Будь его воля, не ты ли первый стал бы жертвой? А с тобой и все мы, ратники особой стражи! Конечно, Шуйские – воры и разбойники, но и Овчина был не лучше их.

– Он, Гриша, тоже за Ивана стоял. Теперь же у великого князя остались только мы. Надолго ли?

– Мыслишь, Шуйские могут пойти на устранение Ивана, выставить вместо него слабоумного Юрия?