Дверь скрипнула. Овчина невольно вздрогнул, резко обернулся. Сердце забилось у горла. Но на входе он увидел мамку Ивана, свою сестру Аграфену Челяднину, облаченную в траурное одеяние.
– Ты! Наконец-то! Чего так долго была в опочивальне государя?
Челяднина посмотрела на Овчину.
– А что это на тебе лица нет, братец? Или новость какую нехорошую получил?
– От кого, Аграфена? Во дворце даже стражи не слыхать. А печалюсь известно почему.
– Известно, Иван. Да поздно печалиться-то. Слыхала я, что Василий Шуйский теперь опекун Ивана, значит, правитель.
– Эка новость! Того и следовало ждать.
– Вот и дождались. Как быстро Шуйские власть к рукам прибрали! Василий и Иван теперь во главе совета. Они приказали освободить из темницы Ивана Бельского и Андрея Шуйского.
– Бельского? – удивился Овчина.
Аграфена присела на скамью.
– Да, Иван, Бельского.
– Но это же ослабит положение Шуйских. Бельские сами не прочь властвовать.
– Я в этих делах не разбираюсь, что знаю, то и говорю.
Овчина-Телепнев задумался и сказал:
– Елену отравили, в этом нет никакого сомнения. Кто мог решиться посягнуть на жизнь правительницы? Шуйские! Но им мешал Дмитрий Бельский. О братьях Елены речи нет, те слабы. Значит, Шуйские переманили на свою сторону Дмитрия Бельского. А чем они могли привлечь его? Обещанием освободить брата, возвратить имущество, утерянное во время опалы. Оттого заговор и удался. Глинскую обрекли на смерть Шуйские и Бельские.
– Нам теперь не о заговорах против Елены, а о себе думать надо. Неужели ты считаешь, что Шуйские простят тебе то унижение, которому ты подвергал их? Нет, Иван, не надейся. Я говорила тебе, остепенись, не дави на бояр, не показывай своей близости с Еленой. Нет, ты все по-своему делал. Возомнил о себе слишком много! Думал, что и без Елены сможешь власть удержать. Ну и как? Удержал? Где сейчас ты, а где Шуйские да Бельские? И не говори, что любил Елену, оттого и вершил безрассудство. Ты, кроме себя, никого не любишь.
– Аграфена!.. – повысил голос Овчина.
– Что? – огрызнулась Челяднина. – Или я неправду говорю? Ты не на совете и не в думе, тут врать не след. Со мной ты весь такой, какой уж есть. Лучше вспомни, о чем не раз говорили, да только впустую.
– Я не понимаю тебя.
– Не понимаешь? Разве я не советовала тебе, чтобы ты отговорил правительницу от крайних мер против Бельских и Андрея Шуйского? Советовала! А встать на защиту Михаила Глинского не просила? Не твердила, что негоже ставить себя выше других? Послушался бы, сейчас не трясся бы от страха. Ты был бы наравне и с Шуйскими, и с Бельскими, и с Глинскими. Те скоро все одно перегрызутся меж собой. Вот после этого ты и стал бы первым при юном Иване, которого сумел расположить к себе. Но ты решил все сам. Потому и остался один в окружении стаи голодных волков, уже раскрывших пасти, чтобы сожрать тебя. Заодно и меня. Вот цена твоему высокомерию и самонадеянности. Ты один, и Иван тебе не защитник.
– Замолчи! – вскричал Овчина. – Что ты можешь, старая баба, понимать в государственных делах? Против Ивана никто не посмеет пойти, даже если он и ребенок. В думе и в опекунском совете остались бояре, которые не позволят Шуйским творить произвол. Не каркай, старая!
Челяднина усмехнулась.
– В совете да в думе за тебя вступятся? Как бы не так! Воистину, творящему зло – зло и вернется. Больше мне не о чем говорить с тобой.
– Ну так и ступай прочь! – нервно крикнул Овчина.
– Прощай, брат Иван Федорович. Мыслю, не свидимся больше. – Аграфена вышла из палаты.
Но дверь тут же со скрипом отворилась, и на пороге появился князь Ургин. Овчина побледнел.
– Чего вы тут, князь, свару затеяли? Спать государю мешаете! – заявил Дмитрий.
– Ты один? – спросил Овчина.
– Один, не беспокойся! Возьми себя в руки, смотреть противно.
– Чего пришел?
– Узнаешь. Сперва посмотрю Ивана! А ты не уходи, серьезный разговор к тебе есть.
– Ладно.
Князь Ургин прошел в опочивальню Ивана, вскоре вернулся.
– Спит государь. Сжался в комок, накрылся с головой, к стене прижался. Вздрагивает и постанывает, наверное, сны страшные видит.
Дмитрий опустился на скамью, где недавно сидела Челяднина. Овчина устроился на соседней лавке.
– Что за разговор у тебя ко мне, князь Ургин?
– Не догадываешься?
– Нет.
– Ты спросил, один ли я пришел. Да, я-то один, а вот другие могут прийти за тобой со стражей.
– Я не понимаю тебя.
– Все ты понимаешь. Знаешь, что Шуйские в покое тебя не оставят. Братьям твоей опалы будет мало, им голова твоя нужна. А также тем, чьи родственники на новгородской дороге были повешены, после того как ты в сговоре с правительницей обманом обрек князя Старицкого на смерть.
– И князь Андрей, и бояре новгородские на совести Глинской.
– Конечно! На покойницу можно все что угодно наговорить. Да вот только веры тебе нет никакой. Ни у кого.
– Тогда зачем ты пришел и завел этот разговор?
– Много зла ты совершил, Овчина, и ответишь за него на суде Божьем. Но стоял на стороне Ивана, обманывал правительницу, охмурял, а в смерти ее не виновен. Только поэтому я решил встретиться с тобой.
– Встретился. Говори, что хотел.
Ургин строго посмотрел на Овчину.