— Увы, сынок, чудес не бывает: для того, чтобы у нас с тобой прибавилось, — у кого-то должно существенно убавиться! Но бог нас простит, за все наши с отцом муки, за то, что ты растешь без отца. А за то, что нечаянно согрешу (нечаянно, конечно нечаянно!), за то мне соразмерно воздастся. Со-раз-мер-но, то есть совсем немного! Мне, конечно, жалко эту сучку с ее щенком, но тебя, сынок, еще жальче, вон ты у меня какой хороший! Ты станешь одним из «буратин», я дам тебе на эти деньги самое лучшее образование, у тебя будет, помимо образования и богатства, аристократическое, а не плебейское отношение к жизни. Я приду к этим «буратинам» и скажу: помните? Он ваш! Пустите его в свой высший круг!
Меня тошнит, я включаю громче радио.
«…Срочное сообщение! Чрезвычайное происшествие! Горит центральный офис „Золотого ключика“!.. Удастся ли спасти „Золотой ключик?“» Успокойтесь, господа ретивые радио-дикторы. Я с удовольствием слышу вашу новость, но… Подумаешь, горит офис! «Золотой ключик» внедрился в плоть и кровь нашего города, он в каждом нашем доме, в каждом из нас. Он как многоголовый монстр, только крепчает в борьбе с наивными рыцарями, и потеря одной башки для него не ущерб!
В это время небо заслонил огромный предмет — чудовище, расправив великие крылья, с грозным рокотом пронеслось над моим автобусом. В салоне все содрогнулось. Я сбросил скорость и обратился к зеркалу заднего вида: это самолет, видимо, заходящий на посадку, — здесь недалеко аэропорт. Чего не покажется при ужасном настроении. Я, наверное, схожу с ума: еще раз глянув в зеркало, отметил, что самолет открыл шасси, а его колеса похожи на когтистые лапы. Вдали сверкнуло, бабахнул гром, начался дождь. Пора включать «дворники».
Я все понял.
Всматриваюсь в лицо Алчной. Нет, я прогнозировал ее не такой безобразной внешне и столь циничной. Я не пишу так грубо, моя кисть не столь небрежна. Любую мерзость я стараюсь одеть в человеческие одежды (пусть не белые), а здесь — какая-то отрицательная аллегория, карикатура. Определенно, моя воровка, влезающая, согласно сюжету, в квартиру Молодой Женщины, гораздо симпатичнее. Да что там! — ту я сотворил похожей на красивую змею, пантеру: она ввивается, вкручивается, вкрадывается в жилище, которое собирается обворовать. И главное: моя, по отношению к этой, практически невинна из-за отсутствия бесчеловечного умысла; хоть само воровство — тоже тяжкий грех. Но — по порядку.
Мне, для концовки повести, предстояло выбрать способ душегубства… Да, да, увы — заказ!..
В детстве я был невольным свидетелем убийства ребенка своим отцом. Ублюдок сбросил трехлетнего сына с четвертого этажа. До этого долго тряс визжащим тельцем с балкона и кричал милиционерам: «Не приближайтесь! Брошу!» Бросил. Тот жуткий фрагмент я всегда оставлял себе на сюжетное «потом». Неизвестно, правда, на какое «потом»? Ведь я никогда не писал ничего жареного. Хотя не исключал подобную возможность в будущем. И вот, такой момент, когда необходима леденящая душу сцена, настал. Как свидетель, я смог бы описать отца-детоубийцу и то, что он совершил, очень ярко. Но… вариант для моей повести опять оказался неприемлем. Возможно, в силу того, что мне не хотелось, чтобы «тот» ребенок еще раз страдал. Вместе с его страданием нестерпима была бы и моя боль, ведь я чувствовал бы себя уже соубийцей. Впрочем, автор, сводящий дело к лишению жизни героя, в любом варианте убийца. Так я думаю сейчас, после всего того, что произошло.