Белый верх – темный низ

Сначала шел русский танец. Его танцевали самые взрослые члены ансамбля – такие чудесные «добры молодцы и красны девицы». Начинали, как водится, медленно, но темп все убыстрялся и убыстрялся.

Потом музыка менялась, и на сцене появлялись дети в других костюмах, другой национальности. «Русская группа» отходила на заднюю линию, а «новые» танцевали свой национальный танец. При этом русские не стояли на месте, а тоже выполняли какие-то движения: так демонстрировалась танцевальная солидарность разных народов. Затем выходила новая группа, за нею – еще одна. И у всех – замечательные костюмы, и у всех чудесные танцы – то веселые, то зажигательные. И кого только не было среди «разных народов»! Правда, кто это, не объявлялось. Зрителям предоставлялось догадываться самим. И папа с восторгом тихонько шептал:

– Это французы… Кажется… А это испанцы! Точно!

И все друг за другом, выполнив свой интернациональный долг, отходили назад и вставали рядышком с «русскими».

А в самом конце на сцену выбегали четыре маленькие девочки, загримированные под негритят: с коричневыми лицами и коричневыми ладошками, в красных платьицах и босиком. Когда негритята заканчивали свой танец, из задней линии выдвигались четыре добрых молодца в русских косоворотках, одним уверенным мощным движением поднимали их (девочки-негритята в этот момент как бы взлетали в воздух) и сажали себе на плечи: благородные старшие братья!

«Дети разных народов, мы мечтою о мире живем!» – запевал в это время сводный хор локтевского ансамбля. Это был «Гимн демократической молодежи» (музыка А. Новикова, сл. Л. Ошанина). Впервые его исполнили в Праге в 1947 году, в день открытия Первого Всемирного фестиваля молодежи и студентов (…всего за год до процесса против космополитов…)

Зрители вставали с мест и неистово аплодировали. Мы с папой и мамой тоже вставали и хлопали, хлопали, хлопали…

И я уже тогда поняла: только так можно пережить это чувство – восторг слияния всех народов. Когда ты загримирован под негритенка и тебя поднимает на руки добрый молодец в косоворотке…

Но я испытала горькое разочарование: в ансамбль Дворца пионеров и школьников меня не приняли.

Мама переживала и с горечью объясняла:

– Тут, Маринка, ничего не поделаешь: у тебя короткие толстые ножки. С такими ножками сюда не берут.

То есть вы хотите сказать, что из-за каких-то «ножек» у меня не будет Дружбы народов?..

Правда, я не сразу решила добиваться своей мечты. В ансамбль меня не приняли, кажется, в третьем классе. И на какое-то время я об этом забыла. (И потом отношения с Толиком сильно меня отвлекли от темы «Дружба народов».)

Но в седьмом классе мама нашла для меня замену – в клубе художественной самодеятельности завода «Красный пролетарий» (того самого, при котором был пионерский лагерь имени Зои Космодемьянской).

В клубе был очень хороший кружок хореографии, не хуже, чем в Дворце пионеров, – станок, зеркала, пуанты. Все это давали бесплатно, и у нас даже были пачки. Я стала заниматься. Но занятий по расписанию мне было недостаточно, раз я решила бороться с собственной анатомией.

Задача первая: выворотность… И я ездила в транспорте, стоя в первой позиции. А потом даже в пятой…

* * *

…Оля Сенина продолжает настаивать, что в США уровень жизни выше?

Это последняя капля. Все. Я не хочу с ней знаться… С лучшей своей подругой…

Мы больше не будем вместе делать лабораторные…

Больше не будем вместе ходить из школы домой…

И не будем обсуждать «Консуэло»…

И не будем бегать вдоль Ленинского проспекта, дистанция 300 метров…

И не будем лазить по оврагам в ЦПКиО (Центральный парк культуры и отдыха имени Максима Горького. Это Олин папа сказал, что самое лучшее физическое упражнение – двигаться по пересеченной местности.)…

…Внутри у меня была пустота.

Холодная отрешенность.

Безрадостная, но спокойная готовность к одиночеству…

– Мама, – сказала я дома, – мы поссорились с Олей Сениной. Ты представляешь, она заявила, что в США прожиточный уровень выше!

– Да? – в голосе мамы слышалось радостное удивление. – Мне кажется, Оля Сенина давно у нас не была. Пусть бы она пришла. И пусть бы рассказала!

… … …

Через год мы снова чуть не поссорились с Олей.

На этот раз из-за Печорина.

Печорин нам очень нравился. Гораздо больше Онегина. И если бы мы с ним встретились… Я бы хотела быть Бэлой. Правда, уже понимала, что «если бы», то я, скорее всего, оказалось бы княжной Мэри.

А вот Оля считала, что у нее есть шансы (то есть могли бы быть шансы) рассчитывать на взаимность Печорина.

– Печорин – противоречивая личность.

Ну конечно. Я понимаю. В этом отчасти и заключается его дьявольская привлекательность.

– Я на него похожа, мне кажется, – говорила задумчиво Оля. – Я ведь тоже противоречивая.

– И я! – противоречивость означала какое-то высшее качество. И мне казалось, что я могу на него претендовать.

Но у Оли на этот счет было другое мнение:

– А ты – не противоречивая, – Оля как будто не замечала моего напряжения. – Ты – цельная личность! Вот ты какая! – сказала она со смешком.

Это было такое оскорбительное заявление, что…

* * *