Белый верх – темный низ

              …Я поведу тебя в музей…
              Вот через площадь мы идем
              И входим наконец
              В большой красивый красный дом,
              Похожий на дворец…

(Сл. С. Михалкова

)

Так что в Музее Ленина я ориентировалась. У меня там даже был любимый экспонат – пальто Ильича, пробитое двумя пулями. Пальто висело в стеклянной витрине. Чтобы дырки от пуль сразу бросались в глаза, их обвели мелом. Это пальто доказывало, что Ленин рисковал жизнью во имя Революции. А стреляла в него эсерка Каплан.

Я не очень вникала в то, что означает «эсерка». Главное было понятно: эта эсерка – плохая, эсеры выступали против большевиков.

А вот папе не нравилось, что эсерку, стрелявшую в Ленина, звали Фанни Каплан. И он с каким-то неправильным возбуждением рассказывал о расследованиях, которые доказали: на самом деле в Ленина стреляла совсем не Каплан. Каплан была «запасной». А тот, кто стрелял, носил другую фамилию. Такая версия папе нравилась гораздо больше.

А мне история нравилась и с Каплан, и без Каплан. Нравилось мне, что в Ленина стреляли – но не убили. Мне всегда нравилось нечто подобное: стреляли – но не убили, герой остается жив… Герой ныряет в кипяток, а вылезает оттуда ни с кем несравнимым красавцем.

Правда, Ленин не мог стать лучше: у него и так был самый потрясающий мозг. Про то, как устроен мозг Ленина, узнали, когда Ленин умер. Тело его положили на хранение в Мавзолей. А мозг извлекли и отправили на изучение, рассказывала мама. Ради этого даже создали специальный институт. Исследование подтвердило, что мозг Ленина был мозгом гения: у обычного человека задействован ничтожный процент мозговых клеток, а у Ленина были задействованы почти все клетки мозга…

Оказавшись в Музее Ленина, я пошла к витрине с пальто. Оля вяло тащилась за мной. Ленинское пальто ее совершенно не трогало. Ее вообще ничего в этом музее не трогало. Но я застряла у витрины с пальто, и она развлекалась тем, что за мной наблюдала – как я нежно рассматриваю свои любимые дырочки. (Ее вообще забавляют мои реакции, заявила она однажды.)

В результате мы с ней отстали от класса. Я-то нарочно отстала. Я знала: в следующем зале лежат посмертная маска Ленина и другие реликвии с ленинских похорон. А на реликвии с похорон мне смотреть совсем не хотелось…

Так что мы с Олей бродили по музею без всякого плана, отдельно от остальных. А это само по себе уже нарушало порядок. И нас скоро настигла кара: в одном из маленьких залов мы наткнулись на смотрительницу музея. Смотрительницы в музеях – отдельный человеческий вид. А смотрительницы в Музее Ленина – специфическая порода внутри этого вида. Их главная характеристика – они ненавидят детей. И если встречают в музейных недрах «отдельно бредущих девочек»…

Эта смотрительница как увидела нас, так сразу вскочила со стула, нависла над нами и страшно зашипела (еще немного – и у нее на шее непременно бы появился клобук):

– Это шшш надо! Какое неувашшшение! Идут мимо портрета вошшшдя! И в голову не пришшшло, шшто надо сссалют отдать?..

Я растерялась: что делать? Вернуться назад, к портрету? Но это же как-то неискренно – отдавать салют из-под палки?.. И как же я так? Сама не догадалась? Но я что-то не помню… Я ведь не первый раз… Мне хотелось скорее куда-нибудь убежать. Встревоженная, пристыженная, я свернула туда, куда не хотела идти – в сторону зала с маской.

Оле тоже, я чувствовала, хотелось убежать: вдруг у смотрительницы на шее раздуется клобук? Но при этом Оля не чувствовала ни малейшего укола совести! Как только мы оказались в зале с посмертной маской, она фыркнула и тихонько сказала мне на ухо:

– Раньше на иконы крестились, а мы портрету Ленина должны салют отдавать!..

Это сопоставление совершенно меня потрясло. Как можно сравнивать мракобесные ритуалы отсталых старух с пионерским салютом!

Или вот, совершенно ужасное: накануне Дня Победы мы в школе читаем стихотворение про солдата «с девочкой спасенной на руках». История про солдата-спасителя проникает мне прямо в сердце. Я будто своими глазами вижу… руины домов. Все в дыму, плохо видно (как обычно бывает, когда черно-белые фотографии начинают желтеть). Пули свистят у виска. Артиллеристам точный дан приказ: то и дело рвутся снаряды: …И тут, в разгар боя, советский солдат вдруг видит на улице девочку «в коротком платье белом»:

              У столба дрожа она стояла.
              В голубых глазах застыл испуг…

(Сл. Г. Рублева

)

Он берет ее на руки (девочка – белое платьице, голубые глазенки – доверчиво приникает к его плечу), прикрывает краем рыцарского плаща (зачеркнуто) плащ-палатки и выносит из огня в… безопасное место.

(Правда, в той редакции стихотворения была выпущена строфа:

              И погладив ласковой ладонью,
              Он ее на землю опустил.
              Говорят, что утром маршал Конев
              Сталину об этом доложил.

(Сл. Г. Рублева

)