Белый ветер

— Вот видишь. А между тем твой участок там едва ли не главный. Когда солдатам, тем более первогодкам, надо протопать будь здоров сколько километров по лесам и болотам, существовать, как говорится, на «подножном корму», выполняя различные задания, роль морально-психологического фактора неизмеримо повышается.

— А я считаю, товарищ капитан, что он всегда должен быть высоким.

— Ну вот что, Левашов, не станем затевать ненужный спор. Попрошу серьезно подготовиться к выходу. В какой момент нас поднимут — не знаю, а солдатам вообще об этом знать не положено, хотя у них иногда казарменный телеграф работает точнее нашего.

— Есть, готовиться! — Левашов встал.

Он действительно знал о выходе лишь в общих чертах. Поэтому привычно отправился к многоопытному Русанову. Тот участвовал в таких выходах десятки раз. «Пресс-конференция» состоялась, как всегда, за трапезой. Ужинал Русанов дома, а обедал обычно в столовой. Там его и застал Левашов.

— Есть вопрос, Кузьмич, — начал он. Левашов недавно перешел с Русановым на «ты», но звал его уважительно — Кузьмичом.

— Знаю, — улыбнулся Русанов, — насчет предстоящего выхода.

— С тобой невозможно хитрить — все-то ты знаешь.

— Все знаю, — охотно подтвердил Русанов, — и щедро делюсь с тобой своими знаниями. Мог бы и отблагодарить. Например, в гости зайти дровец попилить. Отопление-то у меня печное.

— Приду, — пообещал Левашов. — А как насчет выхода?

— Выход как выход: поднимут вас голубчиков по сигналу — и сразу на аэродром. Выбросят у черта на рогах, куда — и сам командир роты не знает. И будете оттуда пешочком добираться домой, решая по дороге всякие «тактические задачи». Помню, однажды нас в пустыне выбросили. Идем-идем — конца-краю пескам нет. Спасибо Власову, этот бодряк всех веселил. Как сейчас помню, такой анекдот рассказал. Идет, мол, по Сахаре англичанин, встречает бедуина, спрашивает: «До моря далеко?» А тот отвечает: «Тысяч пять километров будет». Англичанин поцокал языком, говорит: «Какой большой пляж, первый раз на таком купаюсь». Как, ничего?

Русанов засмеялся.

Однако Левашова анекдот не рассмешил.

— Бог с ним, с англичанином, рассказывай про выход.

— Ну, шли, шли, более суток не пили, сумели уклониться от удара танковой колонны «противника», «подорвали» нефтехранилище. Ужас как тяжело в пустыне воевать! Особенно когда ветер — места нет, куда бы песок не забился: в волосы, в уши, в рот, в нос, в глаза… На зубах хрустит, дышать не дает. С неба будто свинец льется, честное слово. Сапоги по пуду весят, только вот воды нет. Однажды добрели до колодца — десять часов во рту капли не было, — и нате, пожалуйста, вводная: «Колодец отравлен!» Боялся, упаду и больше не встану. И что ты думаешь? Десять километров как миленький прошагал. Еще гвардейцев подбодрял. Вот где вашему брату, политработнику, широкое поле деятельности! У нас до тебя Коростылев был, сейчас на батальон ушел, ты его знаешь. Ох, железный мужик! У всех языки на плече, а он на привале сапоги бархоткой чистит, честное слово. Солдаты с него пример берут — и сил у них прибавляется. Веселый — шутки, истории всякие, песни — этого у него запас неисчерпаемый. И Власов тоже тогда себя здорово показал. Но Власов-то, сам знаешь, богатырь, Коростылев — он же замухрышистый, а вот поди ж ты… Я спросил, где его отливали, смеется. «Мы, — говорит, — комиссары, все железные, формочки для отливки разные, а литье одно». Да…

— Послушай, Кузьмич, это же, наверное, исключительный случай — пустыня. А нас вот…

— Не такой уж исключительный, — покачал головой Русанов. — Мне за службу, например, уже дважды довелось там песку поглотать. Другим больше. Думаешь, в зимней тайге легче?

— Да я ничего не думаю, потому и расспрашиваю.

— В тайге я о пустыне мечтал, — усмехнулся старший лейтенант. — Представь: мороз за тридцать пять, металл как стекло становится. Снег по пояс, глушь непролазная, ни дорог, ни тропинок, ждешь ночлега, чтобы у огня отогреться. Тут опять вводная: «Самолеты «противника», костров не зажигать!» И что ты думаешь, пять дней шли — и ни одного обморожения, ни одного больного. Эх, да каких только выходов не было!.. Зато уж потом ребята действительно закаленными становятся. Сам черт им не страшен. Из камня напьются, костер без спичек разведут, из топора обед приготовят, на макушке дерева выспятся.

— Ну так все-таки…

— А все-таки прямо тебе скажу — не предусмотришь ты все заранее. Понимаешь? Выход для того и проводится, чтоб нашу постоянную готовность проверить. Чтоб встретились там с любыми неожиданностями и сообразили, как поступить. Понимаешь?

— Теперь понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Что ничего ты мне не разъяснил, — проворчал Левашов.

Хотя точной даты и часа выхода никто не знал, тем не менее к нему готовились. Проверяли оружие, снаряжение, неприкосновенные запасы. На краю военного городка, в роще, стояла огромная палатка, временный склад, где было сложено имущество, которое предстояло взять с собой: рации, взрывчатка, продовольствие, шанцевый инструмент. Палатка была окружена невысокой оградой из колючей проволоки, вокруг расхаживал часовой.