Белый Волк

Из кармана пальто Широков достал бумажку, сверил номера на ней и на воротах, подошел, постучал. Изнутри пропел звонок. Это означало, что тут стоял еще и датчик движения. Или вибрации.

А потом створка скрипнула, и наружу, прищурившись, выглянула заспанная седая пенсионерка в конторском халате, с заправленными под платок волосами.

— Я за номером восемнадцать тридцать два, — протянул ей бумажку Сергей Васильевич.

— К дальней створке идите, — указала кладовщица и затворила воротину.

Через пару минут открылась такая же у самой дальней арки склада, и Варнак наконец-то увидел своего приземистого двухгоршкового красавца. Пыльного, тихого, слабо пахнущего — но целого и невредимого.

— Проверяй, — кивнул вперед Сергей Васильевич.

— А ключи?

— Свои нужно иметь, — ответил тот, но связку достал, протянул: — Вот держи. Кроме него, по описи только носовой платок и полпачки жвачки числятся. Но их унесло ветром.

— А нож?

— Ты умом тронулся, Ерема? — не выдержал Широков. — Думай, чего вспоминаешь. На нем же четыре трупа! Хочешь нарваться на умного следака?

Кладовщица спешно отвернулась. Но не ушла.

— Понял, ничего не было, — предпочел согласиться Варнак. — А жаль. Удобный был. Очень нравился.

Он вставил ключ, повернул. Нажал бибику. Гудок бодро отозвался. Это был хороший признак. Если аккумулятор сел так, что его не хватает на искру — сигнал он тоже «не тянет».

— Только не здесь! — забеспокоилась старушка. — Внутри не тарахтите!

Еремей снял «Урал» с подножки, выкатил на двор, снова поставил, бегло осматривая: тросики на месте, бензопроводы к карбюраторам тоже, тяги не сдернуты, сцепление заправлено, бензокраник закрыт. Он открыл кран.

— Так, укротитель велосипедов, — остановил его Широков. — Если все в порядке, расписывайся у меня в протоколе. А уж потом ковыряйся.

Варнак послушно оставил автограф в указанном месте, после чего снова вернулся к аппарату, вдавил кнопки обогащения смеси, несколько раз провернул коленвал, включил зажигание — и двигатель тут же залопотал на низких оборотах, тяжело и уверенно, выпуская из выхлопной трубы слабый сизый дымок. Еремей спохватился, отошел к фээсбэшнику:

— А каска где?

— Расписался? — показал ему протокол Сергей Васильевич. — Свободен!

— Как я без каски поеду?

— Ну, нет ее у меня, — развел руками Широков. — И в протоколе, кстати, нет. Не знаю, куда подевалась. Купи новую и не парься. Езжай вон, по Гагарина, там возле таможни мотоциклетный магазин.

— Ну, тогда я поехал? — Варнак вспомнил, что на старой каске было две ножевых пробоины, и решил особо не расстраиваться.

— Давай. Я тут, похоже, с оформлением застрял. Ты это… Направо из ворот и прямо по улице, не сворачивая, двигайся. Указатель таможни на знаках должен быть, по нему магазин и найдешь.

— А пропуск?

— Так выпустят. Тут не режимная зона.

Варнак кивнул, оседлал своего коня, убрал подножку и воткнул первую передачу, подкатываясь к воротам. Как и обещал Широков, створки разошлись сами, Еремей дал газу и оказался на свободе.

Дворовая улочка, на которой стояли склады, была узкой, грязной и извилистой. Еремей даже не ожидал, что чуть не в центре Северной столицы могут встречаться такие места. Но после каждого светофора улочка становилась все шире и шире, чище и чище, пока, наконец, не превратилась в самый настоящий просторный шестиполосный проспект. Перескочив трамвайные пути, вильнув в последний раз и ненадолго сузившись возле бетонированной разделительной полосы, проспект вывел его на край протяженного парка. Правая рука с наслаждением дала полный газ и…

И почти сразу зажала рычаг переднего тормоза: справа тянулись большие спортивные ангары для тенниса. И ладно бы ангары — их Еремей навидался с избытком. От них пахло, как от тех ангаров за горками на пруду!

Он еще колебался — но спереди, сразу за центральным входом, показалось высоченное колесо обозрения. Тут Варнак не выдержал — остановился у газона, заглушил «коня», быстрым шагом вошел через центральный вход.

Да, это было здесь! Здесь пахло давленым камышом и тиной из непроточной канавы. Отсюда веяло солидолом с воском и жженой резиной.

Он двинулся дальше, сразу узнал скамейку у одинокого куста на перекрестке трех тропинок — именно из-под нее он наблюдал за своим разоренным логовом.

Волк, обеспокоенный неожиданным ярким видением, пробуждающим печальные воспоминания, вскочил, закружился на месте и даже тоскливо завыл, выйдя из-за прикрытия прохладных бетонных гаражей. Он ясно видел, как бежит от кустов к краю пруда, как спускается к камышам и заглядывает в глубокий темный зев… И снова протяжно и с тоскою завыл.

Варнак, узнавший свое логово не хуже Вывея, выбрался обратно на дорожку, в отчаянии закрутился: он был здесь, был! С каждой минутой пережитые события все меньше и меньше казались горячечным послеоперационным бредом. Все это было, и было здесь! Было с ним! Он вышел отсюда, пересек проспект, погрузился в глубину квартала — и кружил, кружил, кружил в нем, пока не нашел укрытие врага. А смирившись с выбором детей, ушел в то место, что показалось более спокойным. И за направлениями тоже как-то не следил.