Белый вор (СИ)

- Яйца и хвост мне брить будешь. В школе учили?

         Эвенка глядела на Странника с непередаваемым отвращением. Скуластой гадине почесть бы ей его за языческого бога с неба спустившегося. Культурный человек, можно сказать доверие оказывает. Чего нашло? В прошлый раз перепихивалась вроде нормально.

         По шесту соскользнул довольный Попов. Успел накатить и пару бутылок спирта с собой приволок. Пояснил:

- В обиде на тебя девка.

- В какой обиде? – удивился Странник.- В прошлый раз, когда трахал, подкидывала.

- Понесла она.

         Эвенка отвернулась и зарыла в голос.

- Вот дело. Мальчик или девочка?- съязвил Странник.

         Попов и Кощей смолчали. Повисла пауза.

- Я ей денег дам, - заключил Странник. – Как имя чуду, дед? Или они у вас по номерам.

-Рудник девахе имя.

- Понятно. Уголь копали.

         По шесту сползла Парикмахерша. Она пришла в себя. Успела намазюкаться тональным кремом. Для тундры – прикол. Парикмахерша слышала последнюю разборку. Спустившись, она тут же обняла Странника:

-  Сергун, не поддавайся.

- С чего ты взяла, что меня Сергеем звать? – прижал её к себе Странник .

- А  как?

- Для тебя – никак. Насекомых своих вычесала?

         Парикмахерша чуть покраснела:

- У меня блох нет.

- А меня наградила.

- Это к деньгам, - Парикмахерша перевела на другое: - Девке не поддавайся. Забеременела – ребёнка не хочет, пусть делает аборт.

         Не переставая рыдать, грязными ладонями размазывая слёзы, Рудник опустилась на пол. Даже Странник не сомневался, горе у девицы настоящее.

         Попов показал беззубый рот:

- В тундре у нас нет абортария.

- Пусть в Магадан съездит. Там на каждом углу, - срезала Парикмахерша. – Где у вас чай, дедушка? Случайный перепих – не тема  для дискуссий.

- Для тебя – да, - согласился Попов. – Девахе же – большое горе. Паренёк у неё есть. Без целки не возьмёт. У эвенов законы суровы.

- Короче, бабы, без меня разберётесь, кто из вас и почему во вшах, а кто в завязь пошёл. Обе сейчас – жопу мне брить! – подвёл базару конец Странник.

                                                             22

                                                       РУДНИК

         Степанов метался в бреду почти неделю. Дикие несочетаемые мысли, адская смесь представлений и неоформленных желаний теснились в голове. Черно-белый калейдоскоп хаоса с яркими цветными лоскутами вкраплений.

         Лёгкая позёмка щекочет ноги, но не холодно, а тепло. Густой ворс унт не давит. В полусне Степанов парит, едва не задевая кочковатой земли, высокими прыжками обгоняет оленью упряжку, поднимается на пригорок и видит растянувшийся поезд снегоходов.

         Пласт лишайников шевелится. Не наклоняясь, в рост поднимается Странник. Так по весне находят в полярных болотах вытолкнутые оттепелью трупы, окаменевшие в мерзлоте.

         Степанов вглядывается в ироничное лицо, пытается разглядеть, выгадать черты, некогда до боли знакомые.

         Мальчишка в штанах не по размеру, перешедших от старшего брата, заходит во двор и шепчет на ухо, чтобы не слышала готовящая на веранде обед мама. Зовёт на рыбалку.

         Но это не рыбалка. Это настоящее путешествие вниз по реке на дырявой лодке. Мальчишки не глядят окрест. Ладонями и консервной банкой они вычерпывают воду с гнилого щелистого дна, спасая от затопления жалкое судёнышко. Напрасно. Лодка тонет, но не уходит глубоко, а замирает видимая глазом. Течение несёт её сразу за водной поверхностью.

         Мальчишки плывут рядом, держась за край подтопленной лодки. Позвавший говорит Степанову: «Ты знаешь, что делать». Он знает, только чувства и мальчишеский разум боятся, противятся.

         Медведь бьёт лапой в правую подмышку. Откуда боль? Зачем медведь? Бурые медведи не плавают… И голос молодой эвенки издалека: «Пришёл в себя».

         Степанов пьёт обжигающее оленье молоко, осматривается. Он лежит в чуме на подстилке из медвежьих шкур. Медвежьи когти царапают тыл кисти.

Вот откуда сон. Степанов пытается взять горячую кружку с молоком. Пить его невозможно, держать тоже больно. Неловкое движение. Главная боль из подмышки парализует кисть.

         Эвенка подхватывает кружку.

- Где я? Что я?

- Ты ничего не помнишь?

- Ничего. Или почти ничего… Бандюки грабили банк. Я стрелял, дрался. Помню, меня ударили по голове. Я потерял сознание. Этот тип … потащил к машине. Куда-то ехали. Я постоянно отключался… Где этот?

- Никого нет. Все уехали. Лежи.

         Через день Степанов начал вставать. Ноги не были ранены, но Степанов ослаб и едва держался. Ходил, пошатываясь. Почти десять дней он питался исключительно молоком и топлёным жиром. Теперь с удовольствием посасывал строганину из омуля и нерпы.

         Подмышка продолжала болеть. Правая рука совсем не поднималась. Гной и струпья обильно отходили, липко стекая по боковине груди.

         Ощупывая карманы, Степанов заметил, что пропало удостоверение. Степанов справился у Рудник, ухаживавшей за ним.

- Урки тебя обыскали. Тот, который за вожака, сказал: «Видишь, Кощей, красная книжечка к нам вернулась. В бане я тебе запретил брать, а тут возьми. Значит, бог живых и мёртвых хочет, чтобы мы её использовали».

- Как их звали?

- Странник и Кощей.

- Кто им помогал в становище?