Белый ворон

Никакой регулярности, абсолютная естественность и простота были девизом пейзажного сада Пемброков, к которому Семён Романович тоже приложил руку. Это требовало больших знаний и большого упорства — создать иллюзию нетронутой природы, незаметно расчистить нужные перспективы, подсадить где ели, где боярышник с тёмной листвой, где клён и остролист. В Англии натуру не насиловали, а воспитывали, будь то человек или дерево. Ко всему следовало подобрать подход и, действуя твёрдо, но осторожно, пестовать растение нужной формы.

Именно так граф относился и к своим детям. Бог знает, почему они вышли такими разыми? Давало себя знать и фамильное упрямство, и тот факт, что дочь навсегда осталась возле отца, а Михаил вырвался и бежал в Россию. Иным словом Семён Романович не мог назвать поведение сына. Едва император Павел отошёл в мир иной, юноша потребовал отъезда на службу. Он спешил в неизвестность, полный восторгов и самых радужных надежд. Громкие победы прошлого царствования многим вскружили головы. Миша хотел славы в овеянной славой стране. Напрасно посол предостерегал сына от иллюзий: «Держава, в которую ты направляешься, ничем не похожа на ту, где привык жить. Сейчас, после гибели тирана, её обитатели прославляют свою свободу под скипетром государя кроткого, терпеливого и обращённого душой ко благу. Однако на самом деле они несвободны. Истинная свобода заключена в Законе, равном для всех сословий. В конституции и праве выбирать правителей. Такой свободой наслаждаются пока лишь британцы».

Михаил не внял. Он заранее восхищался ни разу не виденной родиной и обожал её со всей страстью идеалиста. Что стало с его мальчиком за двадцать лет? Во всяком случае, он растерял львиную долю иллюзий. Устал. И уже понимал Россию лучше, чем сам посол. В его чувстве появилось много горечи. Кажется, теперь он любил её по-настоящему — с болью и ожесточением. Но почему-то без стыда, свойственного отцу. Право на это ему давали война, пережитые страдания и слава, а также превосходство русских в тех случаях, когда нужно умирать. Самого Семёна Романовича подобные вещи не убеждали. Каждый народ должен заботиться, в первую очередь, об улучшении жизни. Так же как и каждый человек. Если бы Михаил женился на англичанке, сердце старого графа было бы спокойно. А теперь...

Катя, соболезновавшая всем и вся, уговаривала отца смириться:

— Элиза Браницкая — ангел, и государыни писали нам...

— Ангел, ангел, — передразнил Семён Романович. — Наш Миша сам ангел! Это ей повезло!

Дочь как будто не слышала его. Она, не отрываясь, смотрела в окно, где по аллее к крыльцу подъезжал экипаж. Карета остановилась. Из неё на землю спрыгнул Михаил, а потом подал руку и высадил молоденькую даму в сером дорожном костюме и такой же шляпке с голубой вуалью.

— Папа, они приехали, — проронила Катя, но старый граф уже и сам всё видел.

Он сощурил глаза, и в его лице заранее появилось нечто презрительно-гордое, точно он был вице-королём Америки, а к нему в гости пожаловал вождь краснокожих дикарей с супругой. Между тем Михаил уже поднимался на ступеньки и вёл незнакомку так бережно, что становилось ясно: всякая попытка оскорбить её обернётся семейным разрывом. Что касается юного существа, которое едва ли не через силу влёк за собой брат, то оно выглядело испуганным и безобидным.

Бывший посол даже слегка смутился. Он представлял себе вторую Александру Васильевну. Рослую, дюжую, румяную, с громким смехом и манерами деревенской скотницы. К его же дверям шла невысокая хрупкая особа, черноволосая, узколицая и большеглазая, с трогательной манерой всё время бросать на Михаила короткие взгляды исподтишка, будто проверяя по его реакции: то ли она делает, то ли говорит? Невестка явно боялась, но старалась в угоду мужу держаться молодцом. Семён Романович глянул на Катю и заметил, что та сдержанно улыбается.

Молодые вошли в дом, встреченные многочисленной прислугой, и старый граф сделал дочери знак идти принимать гостей.

— Я сейчас, облачусь должным образом.

Уж, конечно, выйти к невестке в шлафроке бывший посол не мог.

Леди Пемброк подавила усмешку, кивнула отцу и поспешила скликать детей встречать дядю. Действие абсолютно излишнее, потому что, когда она появилась в холле, старший, Сидней, уже висел у Михаила на шее, Мэри вцепилась в ноги, а Кэт барабанила кулачками в живот. Диана и Бетт, девицы взрослые, церемонно раскланивались и приседали возле гостьи, задавая ей по-французски положенные вопросы о погоде, трудностях дороги и утомительном плавании. Жестом приказав им оставить леди Воронцову в покое, Катя протянула ей руки и троекратно расцеловала.

— Голубушка, вы не можете себе представить, как мы ждали вашего приезда.

— Михаил Семёнович говорил, что вы очень добры, — пролепетала гостья — Ради Бога, ваш батюшка очень строг?

Катя рассмеялась.

— Наш батюшка, как и все старики, то чудит, то буянит. Но, поверьте, у него добрая душа.