Белый ворон

К карете уже спешили «добрые родственники». Подозрительный князь Каноса успел-таки перед нападением опустить стальные шторы. Поэтому каждый попытался разглядеть, что смог, через кучерскую щель. Все они уверяли, что ездок лежит, скособочившись, его белая рубашка залита кровью, а глаза неподвижно уставились в потолок. Сам Александр смотреть не стал. Покойников он не видел!

Карету открыть не удалось. Как ни трясли ручки, как ни шатали тяжёлое сооружение, как ни ругались и ни отвешивали друг другу тумаков. Наконец решили отправить экипаж прямиком в город. В качестве приятного сюрприза королю Фердинанду. Один из карбонариев достал из кармана ленточки трёх цветов — голубую, красную и чёрную — символ братства. Привязал их к дверце. Потом насмерть перепуганному, но живому кучеру велели сесть на козлы и гнать лошадей без оглядки.

Глава 9 СЕМЕЙНЫЕ PАДОСТИ

Март 1819 года. Италия

В конце марта Воронцовы достигли Неаполя, осмотрели город и оттуда отправились в Помпеи. Горластый погонщик предложил им двуколку, запряжённую мулами, и наобещал с три короба: пояснения по дороге, настоящий итальянский обед в одной из прибрежных деревень и даже ночёвку в чистой гостинице, потому что за сутки они не успеют вернуться назад.

Простодушная Лиза легко покупалась на посулы. Михаил был не так доверчив. Он собрался в поездку весьма основательно, как если бы им с женой пришлось самим заботиться о хлебе насущном и спать на лоне природы. Помимо денег, граф взял оружие: отличные саксонские пистолеты, турецкий нож-бебут с двойным лезвием, раскрывавшимся уже внутри тела, и свой старый кавказский трофей — кинжал из дамасского булата, захваченный в Закатальском ущелье. На его лезвии золотом был выгравирован стих из Корана. Потом Михаилу перевели. Сура называлась «Слон», и новый хозяин так поименовал своё приобретение.

Солнце светило в макушку. Мулы вяло перебирали ногами. Через полдня такой езды Воронцов рассчитал проводника, тем более что «настоящий итальянский» обед в прибрежной деревеньке ограничился плохо проваренным рисом с виноградом. Граф предпочёл бы мясо с красным вином. А Лиза — на худой конец сыр. Взяв дело в свои руки, Михаил нанял в селении двух верховых лошадей и одну для поклажи. Сам оседлал и навьючил их. Причём первую пару, расхваливаемую хозяином, забраковал. Потом помог жене сесть верхом, пожелал владельцу мулов проваливать подобру-поздорову и тронулся в путь.

Лиза была сбита с толку его поведением. Она плохо понимала по-итальянски и во всём полагалась на мужа. Поднявшись по дороге чуть выше, Михаил сделал привал в сосновой роще на склоне холма. Толстенные пинии с медово-рыжими стволами, плотно переплетёнными ветками и длинными, как вязальные спицы, иголками давали много тени. Воронцов быстро собрал сучья, развёл костёр и обжарил, вернее, опалил копчёный окорок, захваченный из города. Лиза разложила на земле скатерть, бросила возле неё ковровые подушки, набитые тростником — жёсткие и потому пригодные для сидения — и вынула остальную провизию. Деревенские лепёшки, зелень, козий сыр. Муж раскупорил бутылку кьянти и заставил молодую женщину выпить стакан для поддержания сил. Лизу сморило, и жару они переждали под смолистой зеленью пиний, вдыхая запах разогретого дерева.

— А ты точно знаешь, куда ехать? — с сомнением осведомилась графиня.

— Не бойся. Я в детстве компас проглотил.

На лице жены отразился ужас. Все его шутки она принимала за чистую монету. Зато граф отметил, что Лиза наконец перешла с ним на «ты». Великое достижение! Ибо большинство супругов в свете так до конца жизни и остаются по-французски вежливы друг с другом и на «вы».

Пересидев пекло, путешественники решили двинуться дальше. Михаил отправился вверх по склону по известной надобности. Лиза собирала скатерть и упаковывала съестное, как вдруг прямо на неё из-за деревьев вышли два колоритных субъекта. Один маленький, толстый и чёрный, как таракан, с усами щёткой и грязной тряпицей, повязанной на голову наподобие косынки. Это сочетание грозного разбойничьего вида с совершенно женской деталью туалета насмешило Лизу, как если бы незнакомец напялил кружевной чепчик и взял в зубы кинжал. Второй — длинный, флегматичный, с лицом в крупных оспинах — смотрел тяжело и неподвижно. Оба были одеты в ветхие обноски, которые, казалось, удерживались на теле только широкими кожаными поясами.