Белый вождь

Антонио произнес эту фразу с выражением, объяснявшим ее двойственный смысл. Он не хотел сказать, что присутствие улан послужило помехой для индейцев, потому что на деле обычно все происходило наоборот: не индейцев нет там, где находятся уланы, а уланы здесь, потому что не встречаются индейцы. Карлос понял его и разразился смехом, так как сам думал так же.

Однако пустынная дорога начала его беспокоить не на шутку, хотя он и не предчувствовал никакого несчастья с близкими. Невольная печаль овладела им. Ни одна ферма еще не попалась ему на дороге, поскольку его дом стоял последним в долине. Но в это время пастухи, пасшие свой скот еще ниже, обычно гнали его домой, а он не встретил ни одного стада. Безотчетная тоска сжала его сердце. Он подъехал к группе зеленых дубов, к которым примыкала дорога, ведущая на его ранчо, где ему надо было свернуть. Невольно он остановил лошадь и с ужасом мрачно уставился вперед, приоткрыв рот от изумления. Ряд кактусов мешал ему видеть свой дом, но над их вершинами торчала странно почерневшая балка, и облако дыма курилось над террасой.

– Боже! Что же такое случилось? – воскликнул он глухим голосом.

И, вонзив шпоры в бока лошади, в карьер помчался к ранчо.

Караван следовал за ним. Антонио бросился в хижину, треснувшие почерневшие стены которой были еще теплы, и нашел хозяина полулежавшим на скамейке, судорожно стискивающим поникшую голову. Карлос был в высшей степени отчаяния.

Приход Антонио заставил его поднять глаза.

– О Боже! Матушка! Сестра! – говорил он.

Голова его вновь поникла, он прерывисто дышал. Упав на скамью, бедняга страшно зарыдал, предчувствуя роковую правду.

Глава XXVIII Справки

Несколько минут Карлос, пораженный отчаянием, даже не пытался преодолеть себя.

Рука, слегка опустившаяся на его плечо, вывела его из оцепенения. Над ним склонился дон Хуан. По его лицу можно было догадаться, что он страшно страдает. Значит, все ужасно.

– Где мать и сестра? – почти автоматически прошептал Карлос.

– Твоя матушка у меня, – ответил скотовод, скорбь которого была не меньше скорби приятеля.

– А Розита?

Дон Хуан молчал, из глаз его покатились слезы. Заметив, что друг нуждался в утешении не меньше, чем он, Карлос ощутил некоторый прилив энергии.

– Держись, мой друг. Я готов выслушать самое худшее. Она умерла?

– Нет, нет!.. Надеюсь, что не умерла.

– Похищена?!

– Увы!

– Кем же?

– Индейцами.

– А ты уверен, что это были индейцы?

При этом вопросе в глазах Карлоса мелькнуло какое-то странное выражение.

– Уверен. Я их видел, они приходили. Твоя матушка…

– Что с ней?

– Она в безопасности. Дикари при нападении нанесли ей удар томагавком, и она лишилась чувств, но теперь ей лучше.

– А Розита?

– Никто ее не видел, но нет сомнения, что ее похитили индейцы.

– Так ты уверен, дон Хуан, что это были индейцы?

– Я уже говорил, ибо почти в то же время они напали и на мой дом. Они еще раньше угнали мой скот, и поэтому все мои работники были на ногах, а мы заперлись и приготовились защищаться. Вероятно, они увидели это и быстро ускакали. Тогда, беспокоясь о твоих, я отправился сюда и нашел дом в огне, а матушку на земле без сознания. А Розита исчезла… Боже мой, Боже, она исчезла!

И молодой человек снова залился слезами.

– Дон Хуан! – сказал Карлос твердым голосом. – Ты был другом и братом как для меня, так и для моей семьи. Я уверен, что ты разделяешь мое горе. Но не плачь! Взгляни на меня – я не плачу и думаю только о спасении Розиты или о том, чтобы отомстить за нее. Скорее к делу! Но прежде всего расскажи мне подробнее все, что ты знаешь об этих индейцах, и поскорее! Это нам необходимо, чтобы мы могли бы на чем-то основываться в наших поисках.

Дон Хуан поспешил рассказать все, что касалось происшествия: о тревожных слухах, распространившихся среди жителей равнины, о появлении ютов на нагорных равнинах, их встрече с пастухами, о том, как они спустились в долину и угнали его скот, наконец, все, что было известно о нападении на ранчо. Он рассказал также об энергичной деятельности отряда.

– Даже сегодня утром уланы отправились по следам хищников, – прибавил он. – Я предлагал присоединиться к ним с несколькими работниками, но комендант отказался взять меня с собой.

– Он отказался? – переспросил Карлос.

– Да, под тем предлогом, что мы только затрудним движение кавалерии, но я полагаю, что истинная причина заключается в антипатии, которую он испытывает ко мне с праздника святого Иоанна.

– Что еще?

– Отряд возвратился около часа назад. Они говорят, что после переправы через Пекос индейцы пошли по направлению к Льяно Эстакадо и что было бы бесполезно их преследовать дальше, так как дикари возвращаются в свои Великие Равнины. Люди очень обрадовались такому известию, ведь дикари ушли и больше не о чем беспокоиться. Я хотел снарядить экспедицию, чтобы погнаться за индейцами, но не нашел ни одного, кто бы решился рискнуть. Хотя и у меня мало надежды настигнуть дикарей, но все-таки я думал погнаться за ними со своими работниками, как, слава Богу, увидел, что ты вернулся.