Белый вождь

– Дай Бог, чтобы не было слишком поздно идти за ними по следу. Но нет, со вчерашнего вечера – ты говоришь, напали в полночь? – не было ни дождя, ни сильного ветра, и след будет абсолютно свежий… Кстати, где Бизон?

– У меня. Сперва мы думали, что его убили или увели, но в полдень мои люди нашли его на пожарище в грязи и в крови от удара копьем. Мы думаем, что индейцы захватили его, но он удрал по дороге.

– Странно! О! Бедная моя сестра! Где ты в эту минуту? Увижусь ли я когда-нибудь с тобой? О Боже мой, Боже мой!

Карлос снова было впал в отчаяние, но вдруг вскочил со сверкающими глазами и воскликнул:

– Степи огромны, и гнусные разбойники мало оставляют следов, но взгляд у Карлоса, охотника на бизонов, быстр и проницателен. Я отыщу тебя, хотя бы это стоило мне жизни! Не бойся ничего, дорогая моя сестра, я приду к тебе на помощь! И горе племени, оскорбившему тебя!.. Дон Хуан, друг и брат мой! Сегодня мы уже ничего не успеем сделать, отведи меня к матушке.

Язык грусти обладает странной поэзией и каким-то суровым красноречием, но грусть лишь ненадолго одолевала охотника на бизонов, и он быстро возвращался к серьезному обсуждению суровой действительности. С величайшим хладнокровием, трезво и умело он приготовился к погоне, не позабыв ничего, что могло понадобиться в его предприятии. Карлос позаботился об оружии, снаряжении, лошадях для своих слуг и дона Хуана. Все было сделано так, чтобы выехать на рассвете. В экспедиции, кроме самого Карлоса и его слуг, участвовал, как уже сказано, также и дон Хуан со своими работниками. На мулов предназначалось навьючить запас провизии, достаточной для продолжительного путешествия, ибо охотник на бизонов не думал возвращаться, не достигнув цели и не сдержав клятву, то есть не отыскав сестры или не отомстив за нее. Он не рассчитывал останавливаться перед препятствиями и приехать назад со словами: «Индейцев догнать не удалось». Он решил следовать за хищниками хоть до конца прерий, до их крепости и даже в глубину их поселений. Дон Хуан полностью разделял его решение, ибо сам испытывал то же горе и питал те же надежды и желания. Работниками, сопровождавшими их, в числе двадцати человек, были преданные тагносы, мирные люди, мало знакомые с военными опасностями, но исполненные отваги из любви и сочувствия к своим хозяевам. Если бы только удалось нагнать индейцев, то в победе можно было не сомневаться. Судя по тому, что дикари оставили долину, захватив такую незначительную добычу, их было не много. Стоило лишь успеть напасть на них прежде, чем они присоединятся к главным силам своего племени – и можно было бы рассчитывать на благополучный исход! У них удалось бы отнять пленницу и все, что они награбили. Но для этого нельзя терять ни минуты, и преследователи решили отправиться в погоню на рассвете.

Карлос не спал всю ночь, да и дон Хуан только дремал, беспрерывно просыпаясь. Оба не раздевались. Карлос сидел у постели матери, которая еще не оправилась от ударов и бредила во сне. Сидя возле нее, Карлос старался разгадать, к какому племени могли принадлежать хищники. Это не были ни апачи, ни команчи. С их отрядами он встречался, возвращаясь домой. Они принимали его радушно и ни слова не говорили ни о своем намерении сделать набег на территории Сан-Ильдефонсо, ни о каких-либо столкновениях с его жителями. Кроме того, они шли большими группами и не могли иметь ничего общего со слабым, малочисленным отрядом, ограбившим ранчо. Хищники не принадлежали к этим племенам, о чем охотник на бизонов даже пожалел, ибо он был уверен, что они возвратили бы ему пленницу, как только узнали бы, что она его сестра.

Не были ли это юты, как говорил дон Хуан и как считало население долины? И в этом случае у Карлоса оставалась слабая надежда: он торговал с одной из ветвей этого могущественного и воинственного племени и даже был в дружбе с несколькими их вождями, которые, к несчастью, воевали в это время с северными поселениями. Оставались хикариллы, трусливые и свирепые индейцы, его заклятые враги, которые готовы были скальпировать его при первом удобном случае. При одной этой мысли охотник на бизонов вскочил, объятый трепетом, и руки его судорожно сжались в припадке бессильного гнева.

Еще до рассвета работники были готовы: лошадей и мулов привели во двор, и Карлос попрощался с матерью. Старуха ослабела от потери крови и, не в состоянии говорить громко, знаком подозвала сына к постели.

– Ты знаешь каких индейцев собираешься преследовать? – спросила она.

– Нет, матушка, но боюсь, чтобы это не были хикариллы, наши смертельные враги.

– А носят ли хикариллы бороду и перстни на пальцах?

– Нет, матушка! Но почему вы задаете мне эти вопросы? Вы ведь знаете, что они не носят бород.

И, повернувшись к дону Хуану, он прибавил шепотом:

– Бедная матушка! Кажется, этот страшный удар подействовал на ее рассудок.

– Ступай, ступай по следам! – продолжала мать Карлоса, не услышав его последних слов. – Они, может быть, приведут тебя к… – и старуха прошептала несколько слов на ухо сыну.

– Вы так думаете? – вздрогнув, спросил Карлос.