Бен-Гур

Он двигался медленно, давая отдых всем чувствам. Через несколько мгновений он будет в обществе Иры; она ждет его, ждет с песнями, рассказами и подшучиванием, остроумным, забавным и прихотливым; с улыбками, украшающими взгляд, и взглядами, придающими чувственность шепоту. Она посылала за ним в ночь лодочной прогулки по озеру в Пальмовом Саду, послала и теперь, и он идет к ней по прекрасном дворцу Идерна. Бен-Гур был счастлив и скорее мечтателен, чем задумчив.

Проход привел к закрытой двери, перед которой он помедлил. Широкие створки начали раскрываться сами, без скрипа или звуков чьего-либо участия. Загадочность движения была забыта перед открывшимся видом.

Стоя в тени прохода и глядя сквозь открытую дверь, он видел атриум римского дома, просторный и богатый до сказочного великолепия.

Невозможно было определить, насколько велико помещение, столь совершенны его пропорции; его глубина уходила в перспективу, чего обычно нельзя сказать о закрытом объеме. Когда он остановился, чтобы осмотреться, и взглянул на пол, оказалось, что стоит на груди Леды, ласкаемой лебедем; переведя взгляд, он обнаружил, что весь пол покрыт мозаичными мифологическими сюжетами. На полу стояли табуреты и стулья, каждый — произведение искусства; столы с богатой резьбой и повсюду — соблазняющие своим видом ложа. Каждый предмет мебели удваивался отражением, казалось, что он висит над поверхностью неподвижной воды; даже облицовка стен, живописные и рельефные фигуры на ней и фрески потолка отражались полом. Потолок изгибался к центру, где сквозь круглое отверстие изливался дневной свет, и видно было казавшееся очень близким голубое небо. Имплювий под отверстием ограждала бронзовая решетка, позолоченные колонны, поддерживающие кровлю вокруг отверстия, вспыхивали под солнечными лучами, а их отражения уходили в бездонную зеркальную глубину. Были и канделябры, и статуи, и вазы; и все это делало интерьер достойным дома на Палатинском холме, который Цицерон купил у Красса; или другого, более знаменитого своей экстравагантностью — Тускуланской виллы Скауруса.

Все еще в своем мечтательном настроении, Бен-Гур осматривался и ждал. Его не обижала неожиданная задержка; когда Ира будет готова, она придет или пришлет слугу. В любом хорошем римском доме атриум служил приемной для гостей.

Дважды, трижды обошел он помещение. Каждый раз, останавливаясь под отверстием в крыше и устремляя взгляд в прозрачную глубину неба, прислонясь к колонне, он изучал игру света и тени и их эффекты: то вуаль, уменьшающая размеры предметов, то сияние, увеличивающее их… однако никто не приходил. Время или, вернее, его течение стало действовать на Бен-Гура, и он спрашивал себя, почему Ира так задерживается. Он снова обвел взглядом фигуры на полу, но уже без удовольствия первого осмотра. Он часто замирал, прислушиваясь: нетерпение придавало некоторую лихорадочность настрою, затем пришло беспокойство и осознание неестественной тишины, породившее, в свою очередь, подозрительность. Однако он отогнал это чувство, говоря себе с улыбкой: «Она накладывает последний штрих на веки или готовит венок для меня; сейчас она придет, еще более прекрасная благодаря ожиданию».

Он сел, чтобы рассмотреть канделябр — бронзовый постамент на роликах, покрытый филигранью; с одной стороны — столб, с другой — алтарь и фигура жрицы; светильники на тонких цепочках, свисающих с пальмовых ветвей, — чудо красоты. Но тишина не давала покоя: он слушал, разглядывая канделябр, слушал, но не слышал ни звука, дворец, похоже был безжизнен, как склеп.

Быть может, ошибка? Нет, гонец пришел от египтянки, а это — дворец Идерна. Он вспомнил, как загадочно отворилась дверь, как бесшумно и независимо от него. Нужно проверить!

Он подошел к двери. Как ни легки были шаги, звук их казался громким и грубым, и Бен-Гур вздрогнул. Он начинал нервничать. Хитроумный римский замок противостоял первой попытке открыть его, и второй тоже. Кровь похолодела в его щеках, он налег изо всех сил — напрасно — дверь даже не дрогнула. Чувство опасности охватило его, и мгновение он стоял в нерешительности.

Кто в Антиохе имел основания причинить ему хоть какой-нибудь вред?

Мессала!

И этот дворец Идерна? Он видел Египет в вестибюле, Афины в снежном портике, но здесь, в атриуме, был Рим; все вокруг говорило о владельце-римлянине. Правда, здание находилось в гуще городской толчеи — слишком публичное место для покушения; но именно это и могло привлечь дерзкий гений врага. Атриум претерпел изменение, при всей своей элегантности и красоте он был не более, чем ловушкой.

Справа и слева было много дверей, ведущих, несомненно, в спальни; Бен-Гур проверил и убедился, что все они надежно заперты. Кто-нибудь может прийти на стук… Стыдясь шуметь, он подошел к ложу и лег, стараясь осмыслить странную ситуацию.