Бен-Гур

— Это дворец Идерна. Кого вы ищете? Стойте и немедленно отвечайте.

Тон, каким были произнесены слова, заставил наемников остановиться; и северянин, в свою очередь, спросил:

— Кто ты?

— Римлянин.

Гигант откинул голову и расхохотался.

— Ха-ха-ха! Слыхал я, как однажды бог вышел из коровы, лизавшей соленый камень, но даже бог не смог бы сделать римлянина из еврея.

Отсмеявшись, он снова сказал что-то своему товарищу, и они придвинулись ближе.

— Стой! — сказал Бен-Гур, отделяясь от колонны. — Одно слово.

Они снова остановились.

— Одно! — ответил сакс, складывая на груди огромные руки и расслабляя лицо, начавшее темнеть угрозой. — Только одно! Говори!

— Ты Тор-северянин.

Гигант широко распахнул свои голубые глаза.

— Ты был ланистой в Риме.

Тор кивнул.

— Я был твоим учеником.

— Нет, — сказал Тор, помотав головой, — клянусь бородой Ирмина, никогда я в своей жизни не делал кулачного бойца из еврея.

— Но я докажу свои слова.

— Как?

— Вы пришли убить меня?

— Точно.

— Тогда пусть этот человек дерется со мной один, и я приведу доказательство на его теле.

Искра юмора блеснула на лице северянина. Он поговорил со своим товарищем, затем ответил с наивностью забавляющегося ребенка:

— Подожди, пока я дам сигнал начинать.

Несколькими ударами ноги он отодвинул в сторону ближайшее ложе, вольготно расположился на нем со всеми удобствами и сказал:

— Теперь начинайте.

Не мешкая, Бен-Гур подошел к остановившемуся противнику.

— Защищайся, — сказал он.

Когда оба приняли боевые стойки, оказалось, что они мало чем отличаются друг от друга; напротив, их можно было принять за братьев. Самоуверенной улыбке незнакомца Бен-Гур отвечал серьезностью, которая, будь известно его искусство, послужила бы честным предупреждением об опасности. Оба знали, что схватка будет смертельной.

Бен-Гур сделал ложный выпад правой. Незнакомец парировал, чуть выдвинув вперед левую руку. Прежде, чем он успел вернуться в защитную стойку, Бен-Гур зажал его запястье в тиски, которые годы на весле сделали ужасными. Противник был ошеломлен, а времени прийти в себя ему не осталось. Броситься вперед, захватить рукой шею и правое плечо, развернуть врага левым боком вперед, ударить левой рукой в открытую шею под ухом — все это было неразличимыми составными частями единого действия. Второго удара не понадобилось. Наемник тяжело упал, не успев вскрикнуть, и лежал недвижно.

Бен-Гур повернулся к Тору.

— Ха! Клянусь бородой Ирмина! — вскричал последний, садясь. Потом расхохотался. И снова откинулся на ложе.

— Ха-ха-ха! Я сам не сделал бы это лучше.

Он хладнокровно осмотрел Бен-Гура с головы до ног и встал перед ним в искреннем восхищении.

— Это мой прием — прием, которому я многие годы учил в римских школах. Ты не еврей. Кто ты?

— Ты знал дуумвира Аррия?

— Квинт Аррий? Он был моим патроном.

— У него был сын.

— Да, — сказал Тор, чуть просветлев лицом. — Я знал парнишку; из него мог бы получиться король гладиаторов. Цезарь предлагал ему свой патронаж. Я обучал его тому самому приему, который ты сейчас провел, — приему, для которого нужна рука, как моя. Эта штучка завоевала мне уже много венков.

— Я сын Аррия.

Тор придвинулся ближе и присмотрелся, глаза его засияли искренним удовольствием, и он, смеясь, протянул Бен-Гуру руку.

— Ха-ха-ха! Он говорил, что я найду здесь еврея — еврейскую собаку, убийство которой приятно богам.

— Кто сказал тебе это? — спросил Бен-Гур, принимая руку.

— Он, Мессала. Ха-ха-ха!

— Когда, Тор?

— Прошлой ночью.

— Я думал, он ранен.

— Он никогда больше не встанет на ноги. Он лежал на кровати и говорил сквозь стоны.

Живой портрет ненависти в нескольких словах. Бен-Гур понял, что римлянин, если выживет, будет преследовать неустанно. Ненависть станет единственной усладой разрушенной жизни. Поэтому он цепляется за состояние, потерянное на пари с Санбалатом. Бен-Гур заглянул в будущее, в котором бесчисленными способами враг будет покушаться на его жизнь и мешать служению грядущему Царю. Почему не воспользоваться римским методом? Человек, нанятый убить его, может быть нанят и для ответного удара. В его власти предложить большую плату. Искушение было сильным, и, уже почти поддавшись, он случайно взглянул на своего бывшего противника, неподвижно лежавшего с белым запрокинутым лицом, так похожим на его собственное. Осененный, он спросил:

— Тор, сколько должен был заплатить тебе за меня Мессала?

— Тысячу сестерциев.

— Ты получишь их и, если сделаешь то, что я сейчас скажу, получишь еще три тысячи.

Гигант размышлял вслух:

— Вчера я получил пять тысяч приза; да одна от римлянина — шесть. Дай мне четыре, добрый Аррий, еще четыре — и я постою за тебя, даже если старый Тор, давший мне имя, огреет меня своим молотом. Сказки четыре, и я убью лежачего патриция, если прикажешь. Довольно будет закрыть ему рот — вот так.

Он продемонстрирован, захлопнув огромной лапой собственный рот.

— Понимаю, — сказан Бен-Гур, — десять тысяч — это состояние. Ты сможешь вернуться в Рим, открыть винную лавочку у Большого Цирка и жить, как пристало первому ланисте.