Бен-Гур

Старшая слушательница замолчала снова. Похожая на голый череп голова тряслась. Можно представить, как она пыталась освятить рассказ верой, чьи требования всегда бескомпромисны, и что с ней было то же, что с людьми того времени, видевшими совершаемое Христом, равно как и с мириадами родившихся позже. Она не сомневалась в произошедшем, ибо о том свидетельствовал через служанку ее сын, но пыталась постичь источник силы, которою совершалось столь невероятное. Постичь эту силу — значит постичь Бога, а решивший ждать этого, умрет в ожидании. Однако, в данном случае колебания были недолгими. Тирзе она сказала:

— Он должен быть Мессией!

Это было не холодное умозаключение, но слова дочери Израиля, живущей обетованиями Бога ее расе, женщины, готовой возрадоваться малейшему знаку свершения обетований.

— Было время, когда Иерусалим и вся Иудея передавали весть о его рождении. Я помню это. Сейчас он должен быть мужчиной. Должно быть — это он. Да, — сказала она Амре, — мы пойдем с тобой. Принеси воды — она в кувшине внизу, и достань еду. Мы поедим и пойдем.

Завтрак был съеден быстро, и три женщины отправились в необычайное путешествие. Тирза передала остальным свою уверенность, и теперь только одно беспокоило их. Человек, как сказала Амра, должен выйти из Вифании, но оттуда вели в Иерусалим три дороги, или, скорее, тропы: одна через первую вершину Масличной, вторая вокруг ее основания, а третья — между второй вершиной и Горой Соблазна. Все они пролегали неподалеку друг от друга, но все же достаточно далеко, чтобы несчастные пропустили Назорея, если выберут неверную.

Краткие расспросы убедили мать, что Амра не знает местности за Кедроном, и тем менее — намерения человека, которого они собираются искать. Она поняла также, что и Амра, и Тирза — одна по привычке рабыни, вторая по привычной зависимости — ждут указаний от нее, и приняла эту обязанность.

— Пойдем сначала к Вифании, — сказала она. — Там, если Господь будет милостив к нам, узнаем, что делать дальше.

Они спустились к Офелу и Царскому саду и помедлили перед наезженной веками дорогой.

— Я боюсь дороги, — сказала мать. — Пойдем лучше меж скал и деревьев. Сегодня праздничный день, и там, на холмах, я вижу признаки множества людей. Идя через гору Соблазна, мы можем избежать их.

Тирза шла с большим трудом, услышав предложение, она почувствовала, как упало в ней сердце.

— Гора крутая, мама! Я не смогу подняться.

— Вспомни, что мы идем вернуть здоровье и жизнь. Смотри, дитя, как разгорается день за нами! А вон женщины идут к колодцу. Они побьют нас камнями. Идем, будь сильной.

Так мать, сама не менее обессиленная, пыталась воодушевить Тирзу, и Амра пришла ей на помощь. До сих пор рабыня не касалась зараженных, равно как они ее, но теперь, пренебрегая запретами, преданная женщина подошла к Тирзе, обхватила ее за плечи и прошептала:

— Обопрись на меня. Я хоть и старая, но сильная, а идти нам немного. Вот, мы можем идти.

Склон, который они собирались пересечь, был покрыт ямами и остатками древних строений, но когда наконец они остановились у вершины, чтобы отдохнуть немного, и взглянули на северо-запад, открылся вид на Храм, Сион и белые башни города. Проснувшаяся любовь к жизни придала матери новые силы.

— Смотри, Тирза, — сказала она, — видишь золотые пластины на воротах? Как они полыхают сиянием солнца! Помнишь, мы ходили туда? Разве не приятно будет прийти снова? И подумай, совсем близко наш дом. Еще немного, и я могла бы разглядеть его за крышей Святая Святых, и Иуда встретит нас там!

Взглянув затем на склон средней вершины, зеленый от миртов и олив, они различили тонкие столбы дыма, прямые в неподвижности утра, и каждый говорил о проснувшихся паломниках и о полете безжалостного времени. Нужно было спешить.

Хоть честная рабыня и трудилась, не щадя себя, чтобы облегчить девушке спуск, та стонала при каждом шаге, а временами вскрикивала от невыносимой боли. Не дойдя до тропы между горой Соблазна и второй вершиной Масличной, она упала без сил.

— Иди с Амрой, мама. Оставь меня здесь, — слабо проговорила она.

— Нет, нет, Тирза. Что мне исцеление, если ты не получишь его? Когда Иуда спросит о тебе, что скажу ему?

— Скажи, я любила его.

Старшая прокаженная выпрямилась над обессилевшей дочерью. Она чувствовала, как исчезает надежда, и это было, как смерть души. Высочайшая радость, которую несла мысль об исцелении, безраздельно связывалась с Тирзой, достаточно молодой, чтобы, если вернется здоровье, забыть в счастье новой жизни погубленные годы. Отважная женщина готова была оставить все Божьей воле, когда увидела человека, быстро идущего по дороге с востока.

— Не падай духом, Тирза! — сказала она. — Я знаю, что идущий оттуда скажет нам о Назорее.

Амра усадила девушку и поддерживала ее, пока приближался путник.

— В праведности своей, мама, ты забываешь, кто мы. Незнакомец далеко обойдет нас, и лучшим его даром будет проклятие, если не камень.

— Посмотрим.

Больше ответить было нечего, поскольку мать слишком хорошо знала, как обращаются с отверженными соотечественники.