Бен-Гур

Знание, даваемое подлинным сочувствием, необъяснимо, удивительным образом оно позволяет отождествить себя с другими до того, что их радость и боль физически ощущаются нами. Так бедная Амра, стоя в отдалении и спрятав лицо, знала о превращении, хотя о нем не было сказано ей ни слова, — знала и полностью разделяла ощущения исцеляемых. Ее лицо, слова, все поведение свидетельствовали о состоянии, и Бен-Гур мгновенно связал это с прокаженными. Быстро обернувшись, он увидел, как женщины поднимались на ноги. Сердце его остановилось, и он прирос к земле, пораженный священным ужасом.

Женщина, которую он видел рядом с Назореем, стояла, сложив руки и устремив к небу изливающие слезы глаза. Само преображение было достойным удивления, но не оно вызвало его трепет. Могли он ошибиться? Никогда в жизни не встречал он женщины, столь похожей на мать, — похожей на нее в тот день, когда римлянин разлучил их. Было лишь одно отличие: волосы этой тронуты сединой, что казалось вполне объяснимым, так как чудо могло учесть естественное действие прошедших лет. А кто рядом с ней, если не Тирза? Чистая, прекрасная, совершенная, более взрослая, но в остальном такая же внешне, как стояла рядом с ним у парапета в утро происшествия с Гратусом. Он поверил в их смерть, и время сделало это знание привычным, он не переставал скорбеть, но они ушли из его надежд и планов. Едва веря своему предчувствию, он положил руку на голову служанки и дрожащим голосом спросил:

— Амра, Амра!.. Моя мать! Тирза! Скажи, верно ли я вижу?

— Говори с ними, господин, с ними!

Не медля более, он побежал, простирая руки и крича:

— Мама! Мама! Тирза! Я здесь!

Они услышали и с криком любви бросились навстречу.

Вдруг мать остановилась, отпрянула и выкрикнула старое предостережение:

— Стой, Иуда! Не приближайся. Нечистые, нечистые!

Причиной была не привычка, данная ужасной болезнью, а страх, и страх этот рождался материнской любовью. Сами они исцелены, но зараза могла сохраняться в одежде. Он не думал об этом. Вот они перед ним, он звал их, и они ответили. Кто или что могло удержать его? В следующее мгновение все трое, так долго разлученные, смешали слезы и объятия.

Немного успокоившись, мать сказала:

— В счастье своем, дети, будем благодарны. Начнем новую жизнь признанием тому, кому стольким обязаны.

Они опустились на колени — Амра вместе с другими, — и молитва матери была подобна псалму.

Тирза повторяла слово в слово, и то же делал Бен-Гур, но не с той же несомненной верой, ибо, когда все встали, он спросил:

— В Назарете, где родился этот человек, его называют сыном плотника. Кто же он?

Материнские глаза смотрели с былой нежностью, когда она отвечала так же, как самому Назорею:

— Мессия.

— А откуда его власть?

— Об этом узнают по ее использованию. Можешь ли ты назвать зло, причиненное им?

— Нет.

— По этому знаку я отвечаю. Власть его от Бога.

Нелегко в одно мгновение отказаться от ожиданий, лелеемых годами и нераздельно вошедших в нас, и хотя Бен-Гур спрашивал себя: «Что для такого, как тот, мирская суета?» — его собственное тщеславие не желало сдаваться. Он продолжал, как делают люди до сих пор, измерять Христа собою. Насколько лучше было бы, измеряй мы себя Христом!

Мать первой вспомнила о насущных заботах.

— Что нам делать теперь, сын? Куда мы пойдем?

Тогда Бен-Гур, возвращенный к обязанностям, разглядел, как бесследно исчезли следы болезни, к женщинам вернулась красота, и кожа у них стала подобна младенческой. Он снял плащ и накинул на Тирзу.

— Возьми, — сказал он, улыбаясь, — прежде чужие взгляды избегали тебя — пусть же не оскорбляют теперь.

— Разве сейчас война? — тревожно спросила мать, увидев у него на поясе меч.

— Нет.

— Почему же ты с оружием?

— Оно может понадобиться для защиты Назорея.

Так Бен-Гур открыл им всю правду.

— У него есть враги? Кто?

— Увы, мама, не все они римляне.

— Разве он не израильтянин и не идет с миром?

— Как никто прежде, но, по мнению раввинов и учителей, он виновен в великом преступлении.

— Каком преступлении?

— В его глазах необрезанные гои столь же достойны благоволения, как евреи строжайших правил. Он проповедует новый закон.

Мать молчала, и они отошли в тень дерева у скалы. Женщинам не терпелось вернуться домой и рассказать свою историю, но Бен-Гур убеждал их в необходимости следования закону, предусматривающему такие случаи. В конце концов, подозвав араба, он приказал отвести лошадей к воротам у Вифезды и ждать там, после чего воссоединенная семья отправилась к Горе Соблазна. Возвращение разительно отличалось от утреннего пути, все шли легко и быстро и вскоре добрались до свежей гробницы близ могилы Авессалома. Женщины разместились там, а Бен-Гур отправился сделать приготовления, требуемые их новым состоянием.

ГЛАВА V Пасхальные паломники

Бен-Гур поставил два шатра в долине Кедрон, чуть восточнее Царских Гробниц, снабдил их всеми удобствами, бывшими в его распоряжении и немедленно доставил туда мать и сестру, ожидающих осмотра раввином для засвидетельствования их очищения.