Бен-Гур

Счастье любви в деянии, и я не мог предаваться покою. Я сжимал челюсти, чтобы не дать ей говорить, ибо единственное слово против Брахма, Триады или Шастр решило бы мою судьбу; одно движение милосердия к отверженным брахманам, которые плелись мимо, чтобы умереть в раскаленных песках — ободряющее слово или чашка воды — и я стану одним из них, потерянным для семьи, страны, касты. Любовь победила! Я заговорил, и во всей Индии не стало места, где я мог бы чувствовать себя в безопасности — даже среди отверженных, ибо при всем своем падении они все-таки верили в Брахма. Я стал искать одиночества, чтобы укрыться от всего, кроме Бога. Я поднялся к истокам Ганга высоко в Гималаях. На Гурдваре, где река течет в своей первозданной чистоте, я молился за свою расу, считая себя потерянным для нее навсегда. Пробираясь по скалам и ледникам мимо вершин, достигающих звезд, я направлял свой путь к Ланг Цо, невыразимо прекрасному озеру, спящему у подножий Тайз Гангри, Гурлы и Кайлас Парбот, гигантов, вечно вздымающих к солнцу свои снежные короны. Там, в центре земли, откуда растекаются своими путями Инд, Ганг и Брахмапутра, где человечество зародилось, а потом разделилось, чтобы населить мир, оставив вечным свидетелем Балк, мать городов; куда Природа, остающаяся в первобытном состоянии, влечет мудреца и отшельника, обещая безопасность одному и одиночество другому, — там я поселился наедине с Богом, молясь, постясь и ожидая смерти.

Снова упал голос, и сжались костлявые руки.

— Однажды ночью я бродил по берегу озера и говорил с тишиной. «Когда Бог придет и объявит Себя? Неужели не будет спасения?» Вдруг из воды появился мерцающий свет, звезда взошла, двинулась ко мне и встала над головой. Сияние ее ослепило меня. Я упал на землю и услышал бесконечно благий голос, говоривший: «Твоя любовь победила! Будь благословен, сын Индии! Спасение близко. С двумя другими из отдаленных частей земли ты увидишь Спасителя и будешь свидетелем его прихода. Утром встань и иди им навстречу, и положись на Дух, который поведет тебя».

И с того времени свет пребывает во мне, и я знаю, что это присутствие Духа. Утром я отправился к миру тем путем, каким уходил от него. В расселине скалы я нашел камень огромной ценности и продал его в Гурдваре. Через Лахор, Кабул, Джезд я прибыл в Исфаган. Там купил верблюда и был ведом в Багдад, не ожидая караванов. Я путешествовал один, но не знал страха, ибо Дух был со мной, как он со мной сейчас. Какая слава ждет нас, братья! Нам суждено увидеть Спасителя, поклониться Ему! Я закончил!

ГЛАВА V Говорит египтянин — праведные труды

Темпераментный грек рассыпался в выражениях удовольствия, после чего египтянин с характерной для него серьезностью сказал:

— Приветствую тебя, брат мой. Ты много страдал, и я радуюсь твоему триумфу. Если вам обоим угодно слушать меня, я расскажу теперь о себе и о том, как был призван. Подождите немного.

Он вышел и, позаботившись о верблюдах, вернулся на свое место.

— Ваши слова, братья, были о Духе, и Дух дал мне понять их. Каждый из вас говорил о своей стране, и в этом есть цель, которую я объясню, но чтобы толкование было полным, позвольте также сначала рассказать о себе и своем народе. Я Балтазар, египтянин.

Последние слова были произнесены тихо, но с таким достоинством, что оба слушателя поклонились говорящему.

— Моя раса может гордиться многим, но я отмечу только одно. История началась с нас. Мы были первыми, кто начал увековечивать события в записях. Поэтому у нас нет легенд и вместо поэзии мы предлагаем точность. На фасадах дворцов и храмов, на обелисках, на внутренних стенах гробниц мы писали имена наших царей и их деяния; тонкому папирусу мы доверили мудрость философов и секреты нашей религии — все кроме одного, о котором я сейчас буду говорить. Старше, чем Веды Брахма или упанги Вьясы, о Мельхиор; старше, чем песни Гомера или метафизика Платона, о Гаспар; старше, чем священные книги царей Китая или книги Сиддхартхи, сына прекрасной Майи, старше, чем Книга Бытия еврея Моисея — старше всех человеческих записей писания Менеса, нашего первого царя. — Замолчав на мгновение, он остановил ласковый взгляд своих больших глаз на греке и сказал: — В юности Эллады, кто, о Гаспар, был учителями ее учителей?

Грек поклонился, улыбаясь.