Караван-сарай, как помнит читатель, был расположен в Вифезде, Новом городе. Чтобы добраться до Претория, как теперь римляне называли дворец Ирода на Сионском холме, галилеянам и Бен-Гуру предстояло пересечь низину к северу и западу от Храма. Узкими улочками они быстро обогнули район Акры и подошли к Мариамнской башне, откуда было уже рукой подать до больших ворот в обнесенном стеной холме. По дороге им встретилось немало людей, поднятых на ноги вестями о готовящемся святотатстве. Когда же они, наконец, добрались до ворот Претория, то увидели процессию старейшин и раввинов, которая входила в здание, оставив во дворе Претория куда большую числом возмущенную толпу.
У входа во дворец нес стражу пехотный манипул под командованием центуриона. Воины были выстроены цепью под нависавшей над ними прекрасной зубчатой стеной, выложенной из мрамора. Солнце било солдатам в лицо, заставляя ослепительно сверкать их шлемы и начищенные умбоны[137] на щитах. Они стояли подобно статуям, не обращая внимания на жару и крики толпы. В широко открытые бронзовые ворота все прибывали и прибывали люди.
– Что там происходит? – спросил один из галилеян выходившего человека.
– Да ничего особенного, – последовал ответ. – Раввины стоят у внутренних дверей, просят встречи с Пилатом. Он отказался выйти к ним. Тогда они отправили одного из них сказать Пилату, что не уйдут, пока он их не выслушает. Так что они до сих пор ждут ответа.
– Давайте войдем внутрь, – предложил Бен-Гур, видя, что его спутники не решаются этого сделать.
За воротами росли ряды покрытых листьями деревьев, в тени развесистых крон которых стояли длинные лавки. Люди, как входящие в ворота, так и выходящие из них, старательно избегали прохладной тени, падавшей на белую, тщательно выметенную мостовую. Иностранцу это показалось бы странным, но существовало установленное раввинами правило, согласно которому в пределах стен Иерусалима не должны были высаживаться зеленые растения. Как говорили, даже мудрый царь, пожелавший разбить сад для своей невесты-египтянки, был вынужден найти для него место только за городскими стенами, в долине за источником Энрогель.
Над кронами деревьев были видны фронтоны дворца. Повернув направо, Бен-Гур и галилеяне вскоре оказались на просторной площади, с западной стороны которой возвышалась резиденция правителя. Возбужденная толпа народа заполняла площадь. Все лица были повернуты к портику, которым завершался широкий вход, сейчас наглухо закрытый. Под портиком выстроилось в шеренгу еще одно подразделение легионеров.
Народу было так много, что друзья не могли бы пробиться сколько-нибудь далеко вперед. Поэтому они предпочли остаться в задних рядах, наблюдая, как развиваются события. Перед портиком, за линией солдат, им были видны высокие тюрбаны раввинов. Их владельцы проявляли порой такое же нетерпение, что и простые горожане у них за спинами. Из толпы раздавались крики: «Пилат, если ты правитель, то выйди, выйди к нам!»
Сквозь толпу проталкивался человек с раскрасневшимся от гнева лицом.
– Израиль здесь не в чести, – громко возглашал он в пространство, ни к кому не обращаясь. – На этой святой земле мы ничуть не лучше римских собак.
– Так ты думаешь, он не выйдет к нам?
– Выйдет? Да он уже три раза отказался сделать это.
– Что же будут делать раввины?
– То же, что в Цезарее, – будут здесь ждать до тех пор, пока он их не выслушает.
– Но ведь он не осмелится тронуть священные деньги? – спросил один из галилеян.
– Да кто может сказать? Разве не римляне осквернили Святая Святых? И вообще, разве есть для римлян хоть что-то святое?
Прошло около часа, и, хотя Пилат не соблаговолил удостоить их ответом, раввины и толпа продолжали стоять на площади. Наступил полдень, принесший с собой краткий ливень, но ситуация по-прежнему не менялась, за исключением разве того, что толпа стала больше и шумнее, а страсти определенно накалились. Почти непрерывно раздавались крики «Выходи, выходи к нам!», порой с унизительными дополнениями. Тем временем Бен-Гур удерживал своих галилеян сплоченной группой вокруг себя. По его предположениям, терпение римлян должно было вот-вот истощиться, так что вскоре можно было ожидать развязки. Пилат вряд ли снисходительно отнесется к толпе, которая сама дает ему в руки предлог для применения силы.
И вот наконец развязка наступила. Из самой гущи собравшихся донеслись звуки ударов, за которыми тут же последовали крики боли и ярости. Толпа всколыхнулась. Почтенные старцы во главе ее, стоявшие у портика, стали оборачиваться назад, ошеломленные происходящим. Толпа сначала подалась вперед; но люди в центре ее попытались выбраться наружу; и в скором времени возникла давка. Все спрашивали, что же происходит, но никто не мог дать вразумительного ответа, и удивление быстро перешло в панику.
Бен-Гур сохранил присутствие духа.
– Ты ничего там не видишь? – спросил он одного из галилеян.
– Ничего.
– Я подниму тебя повыше.
Он обхватил мужчину за талию и легко поднял его в воздух.
– Что там происходит?