Бен-Гур

– Дочь Балтазара, – с достоинством произнес он, – если под игрой ты понимала именно то, о чем ты говоришь со мной, то возложи на свою главу венок победителя – он принадлежит тебе по праву. Позволь лишь мне услышать твои слова до конца. Я уверен, что ты начала этот разговор с некоей целью. Молю тебя, скажи все до конца, и я дам тебе ответ; а потом пойдем каждый своим путем и забудем, что знали друг друга. Говори же, я весь внимание, но лучше не упоминай то, что ты мне уже описала.

Она несколько мгновений в упор смотрела на него, словно решая, как ей поступить, затем холодно произнесла:

– Я более тебя не задерживаю – ступай.

– Мир тебе, – ответил он и, повернувшись, направился к двери.

Когда он уже стоял на пороге, она позвала его:

– Еще одно только слово.

Он остановился и повернулся лицом к ней.

– Подумай о том, что я знаю о тебе все.

– О самая прекрасная из египтянок, – сказал он, возвращаясь, – что же такого ты знаешь обо мне?

Она рассеянно взглянула на него.

– Ты в куда большей степени римлянин, сын Гура, чем твои еврейские собратья.

– Неужели я так не похож на своих соплеменников? – безразлично произнес он.

– Все полубоги нынче – римляне, – ответила она.

– И поэтому ты скажешь мне, что еще ты знаешь про меня?

– Это сходство не ускользнуло от моего взгляда. И именно оно побуждает меня спасти тебя.

– Спасти меня?

Холеные пальцы с розовыми ноготками принялись играть покачивающимся бриллиантовым кулоном, голос стал еле слышен, и лишь непроизвольное притопывание изящным башмачком помогло Бен-Гуру не потерять бдительность.

– Мне известно про еврея, беглого раба-галерника, который убил человека во дворце Айдерне, – медленно начала она.

Бен-Гур насторожился.

– Тот же самый еврей сразил римского солдата посреди Рыночной площади в Иерусалиме; все тот же еврей привел из Галилеи три вышколенных легиона, чтобы захватить нынешним вечером римского наместника; у этого еврея есть союзники для войны против Рима, а шейх Илдерим – один из его соратников.

Приблизившись почти вплотную к нему, она прошептала:

– Ты жил в Риме. Представь себе, что все то, о чем я поведала тебе, дойдет до слуха властей предержащих. Ага! Ты побледнел.

Он непроизвольно сделал шаг назад с лицом человека, который, вздумав было поиграть с котенком, обнаружил, что перед ним голодный тигр. Девушка же продолжала:

– Ты много раз бывал при дворе, и ты знаешь патриция по имени Сеян. Представь себе, что некто поведает ему обо всем этом, да еще представит доказательства того, что этот самый еврей является и самым богатым человеком на Востоке – нет, во всей империи. Не кажется ли тебе, что рыбам в Тибре устроят отличный пир? А пока они будут жиреть, о сын Гура, какое зрелище предстанет зрителям цирка! Развлекать римлян стало чем-то вроде изящного искусства; добывать деньги, чтобы развлекать их, – искусство еще более изящное; найдется ли художник, который может сравняться в этом искусстве с Сеяном?

Но столь долгая тирада не возымела своего действия. Бен-Гур уже достаточно овладел своими чувствами и лишь холодно произнес:

– Чтобы доставить тебе удовольствие, дочь Египта, я отдаю должное твоему коварству и признаю, что я весь в твоей власти. Тебе также может доставить удовольствие мое признание, что я не могу надеяться на твою благосклонность. Я мог бы убить тебя, но ты женщина. Но в моем распоряжении вся пустыня, ставшая мне домом; и, хотя Рим умеет охотиться за людьми, ему еще придется изрядно погоняться, прежде чем он сможет дотянуться до меня. Но в преддверии столь тяжкой судьбы моей позволь несчастному простофиле выполнить свой последний долг – узнать, кто рассказал тебе все, что ты знаешь обо мне? Буду ли я в бегах или схвачен, но единственным утешением мне будет послать предателю проклятие человека, прожившего жизнь, не зная ничего, кроме горя и несчастий. Кто рассказал тебе все то, что ты знаешь обо мне?

Было ли это искусным притворством или она в самом деле была тронута его словами, но на лице египтянки промелькнуло нечто похожее на сочувствие.

– В моей стране, о сын Гура, – задумчиво сказала она, – есть умельцы, которые создают картины, собирая разноцветные раковины, выброшенные на берег моря штормами, обрезая их и инкрустируя ими мраморные плиты. Разве не так собирают и тайны – горсточку в одном месте, кусочек в другом? Вот и я так же собирала обстоятельства твоей судьбы, а потом сложила их вместе и получила цельную картину жизни человека, с которым, – она помолчала, перестав постукивать сандалией по полу, а потом с выражением непреклонной решимости на лице закончила фразу, – с которым я не знаю, как поступить.

– Ну, не так уж это сложно, – возразил Бен-Гур, ни на миг не поверив в эту игру. – Это вовсе не сложно. Завтра ты определишься, как поступить со мной. И я умру.

– Верно, – сразу же согласилась она и продолжала: – Кое-что я узнала от шейха Илдерима, когда он гостил в шатре моего отца, что стоит в роще в пустыне. Ночь была тихой, очень тихой, а стены шатра – плохая защита от слуха того, кто слушает снаружи. Другие же обстоятельства я узнала… узнала…

– От кого?