Бен-Гур

Состязание все не начиналось: его участникам еще предстояло выстроиться вдоль веревки, покрытой мелом. Веревка эта была протянута с целью выровнять для всех линию старта. Быстро устремиться к ней было опасно из-за возможности разбиться. С другой стороны, приближаться к ней робко значило подвергнуть себя случайности остаться позади всех при самом начале бега, а главное, это почти наверняка лишало возможности, к которой стремились все, занять положение возле стены, разделявшей ипподром. Опасность этого момента и связанные с ним последствия зрители отлично понимали, и если верно мнение старика Нестора, высказанное им в тот момент, когда он вручал поводья своему сыну, что:

Приз получает не сильный, но искусный,
И тот, кто только быстр, не может сравняться с тем,
Кто к тому же мудр –

 то все, сидевшие на скамьях, с полным основанием могли ожидать, что настоящий момент испытания уже укажет того, кто будет победителем. Этим объяснялся интерес, с которым они, затаив дыхание, следили за происходящим.

Арена была затоплена ослепительным светом, однако каждый из наездников прежде всего искал глазами веревку, а затем желанную внутреннюю линию. Ввиду того, что все шестеро имели целью один и тот же пункт, к которому должны были ринуться со всей быстротой, столкновение казалось неизбежным. Да и не только поэтому: что если эдитор[51], будучи недоволен отправкой, в самый последний момент не дал бы сигнала опустить веревку? Или дал бы его не вовремя?

Предстоящий забег составлял примерно двести пятьдесят футов. Требовалось иметь верный глаз, сильную руку и безошибочность суждения. Но согласись, читатель: последний божественный штрих, завершающий все прекрасное, есть одушевление. В наше время, с его вялыми удовольствиями и скучным спортом, едва ли есть зрелища, могущие сравниться с тем, которое обещали продемонстрировать эти шестеро состязавшихся. Пусть читатель попробует его себе вообразить. Пусть он взглянет прежде всего вниз, на арену, пусть затем обратит свое внимание на колесницы, на их сияющие колеса, изящные и богато украшенные, – колесница Мессалы, например, отделана золотом и слоновой костью. Пусть он посмотрит на наездников, держащихся прямо, подобно статуям, не шевелящихся и при движении колесниц. В правых руках у них бичи, внушающие мысль о пытке, страшной для ума: в левых – вожжи, тщательно разобранные и поднятые высоко, чтобы не мешать смотреть за лошадьми. Пусть он взглянет на отборные по красоте и по резвости четверки: на их вскинутые головы; шевелящиеся ноздри – то раздувающиеся, то сжимающиеся; на их ноги, слишком нежные для песка, на эти гибкие ноги, которые, однако, своим прикосновением, как молоты, сокрушают все; каждый мускул округленного тела, дышащий богатством жизни, то напрягаясь, то опять сокращаясь и служа оправданием для тех, кто избрал их образцом для выражения своего понятия о наивысшей силе. Наконец, пусть читатель взглянет на тени, сопровождающие колесницы, наездников и лошадей, и он будет в состоянии понять наслаждение и глубокое удовольствие тех, для кого она была животрепещущим фактом, а не слабым созданием воображения. У каждого века есть много печалей. Да поможет небо тому, у которого нет удовольствий!

Все состязавшиеся устремились по кратчайшей линии к месту у стены: уступить его без боя значило бы отказаться от выгод состязания. Да и кто бы отважился на это? Людям не свойственно менять свои решения на полпути к цели. Трудно описать крики одобрения, раздававшиеся с балкона, как и разобрать что-либо в них: это был скорее рев, произведший на всех наездников одинаковое действие.

Четверки все вместе приближались к веревке. Тогда трубач, стоявший рядом с эдитором, громко протрубил сигнал, но его нельзя было расслышать и в двадцати шагах. Тем не менее судьи, заметив движение трубача, спустили веревку как раз в последний момент: копыто одной из лошадей Мессалы стукнуло об нее в то время, как она еще падала. Нисколько не устрашенный этим, римлянин щелкнул своим длинным бичом, ослабил поводья, нагнулся вперед и с победным криком занял место у стены.

– С нами Юпитер! С нами Юпитер! – выла вся римская партия, неистовствуя от восторга.

При повороте Мессалы головка бронзового льва, венчавшая ось, задела за переднюю ногу пристяжной афинянина, заставив животное броситься в сторону ближайшей лошади. Обе вздрогнули и сбились с дороги. Желания судей хоть отчасти исполнились: вся громадная толпа притихла, затаив дыхание от ужаса. Только с той стороны, где сидел консул, неслись восклицания:

– С нами Юпитер! – кричал бешено Друз.

– Он выиграет! С нами Юпитер! – отвечали его товарищи, видя, как быстро Мессала движется вперед.