Бен-Гур

Медленно, но верно Мессала начал опережать. Кони его бежали с опущенными вниз головами, и с балкона казалось, будто они растянулись по земле. Ноздри их были необычайно красны, глаза готовы выскочить из орбит. Действительно, добрые кони лучше бежать не могли. Но долго ли им удастся выдержать такой бег? Шестой круг только еще начинался. Они мчались, как ветер. При приближении ко второй цели Бен-Гур остался позади колесницы римлянина.

Радость сторонников Мессалы достигла своего апогея: они кричали, выли, махали своими цветными украшениями, и Санбаллат наполнял свои дощечки закладами за их любимца.

Маллух, занимавший место в нижней галерее за триумфальными воротами, сидел как на иголках. В своем сердце он хранил неопределенный намек, вскользь кинутый ему Бен-Гуром: нечто необычайное должно произойти при повороте у западных столбов. Пройден уже пятый круг, и пока ничего не случилось. Он решил мысленно, что это должно быть на шестом. Но – увы! – Бен-Гур едва поспевал за колесницей своего врага.

На противоположном, восточном конце общество Симонида притихло. Голова купца опустилась. Ильдерим беспокойно теребил бороду и так нахмурил брови, что от глаз остался только сверкавший по временам огонек. Эсфирь едва дышала. Одна Ира, по-видимому, была довольна.

Совершая путь по шестому кругу, Бен-Гур был позади. Вел бег Мессала. Перед глазами как бы воскресла эта древняя история:

На ферских конях первым Евмелий бежит.
Смелый Диомед на троянских за ним поспешает.
Спину Евмелия дыханьем своим они обдают
И вот-вот, кажется, взлетят к нему на колесницу.
На шее у него, он чувствует, играет знойный ветер,
И видит распростертые их тени, парящие над ним.

В таком порядке они достигли первой цели и сделали оборот вокруг нее. Мессала, страшась за свое место, повернул у стены так круто, что сместись он на одну пядь влево – и он разбился бы. Но если бы после того, как цель была обогнута, кому-нибудь вздумалось осмотреть колеи, оставленные обеими колесницами, он бы не смог определить, где проехал Мессала и где Бен-Гур: они оставили один след.

При повороте Эсфирь снова увидела лицо Бен-Гура: оно было еще бледнее, чем раньше.

Симонид, будучи проницательнее Эсфири, обратился к Ильдериму, когда соперники следовали уже прямо по арене:

– Или я плохой судья, добрый шейх, – сказал он, – или Бен-Гур готовится к чему-то – таково выражение его лица.

На это Ильдерим ответил:

– Видишь ли ты, как они чисты и свежи? Клянусь славой Господа! Они, мой друг, совсем еще не бежали. Но посмотри, посмотри!

На карнизах оставалось только по одному шару и по одному дельфину. Все тяжело вздохнули. Близилось начало конца.

В первый раз сидонянин хлестнул свою четверку, и, пораженная страхом и болью, она отчаянно ринулась вперед, обещая на короткое время опередить всех. Но попытка так и осталась попыткой. За ним и византиец, и коринфянин пробовали сделать то же, но одинаково безуспешно. После этого все шансы на победу были для них потеряны. Понятно поэтому, почему все партии, за исключением римской, возложили свои надежды на Бен-Гура и открыто заявляли об этом.

– Бен-Гур! Бен-Гур! – кричали они, и смешанный гул голосов разношерстной массы, перекатываясь по цирку, заглушал голоса, раздававшиеся близ консульской ложи.

С верхних скамей, когда Иуда проходил мимо них, к нему летело сочувствие в форме страстных советов:

– Теперь-то, теперь занимай стену!

– Вперед! Дай волю арабам! Бичом, бичом их!

Но он или ничего не слышал, или ничего уже не мог поделать: полпути по арене было пройдено, а он все еще был позади. Даже и у второй цели все оставалось по-прежнему.

И вот, готовясь к обороту, Мессала начал уже укорачивать поводья у левых лошадей, что повлекло за собой замедление их бега. Он был бодр. У трех колонн, в каких-нибудь шестистах шагах, его ожидали слава, богатство, почести и торжество, которым удовлетворенная ненависть придавала особую неизъяснимую прелесть.

В этот-то момент Маллух с галереи увидел, что Бен-Гур нагибается к своим арабам и отпускает вожжи. В его руке начинает развиваться многохвостный бич. Вот он со свистом еще и еще раз взвился над спинами изумленных коней, и хотя не касается их, но его отрывистые звуки словно жалят коней и угрожают им. Лицо наездника оживилось, глаза заблистали, и, казалось, будто по вожжам передавалась коням его энергия, и вся четверка разом взвилась и мгновенно поставила его в ряд с колесницей римлянина. О том, что происходило возле него, Мессала, приближаясь к опасному повороту, слышал, но не отважился посмотреть. Что предвещали эти звуки? От народа он не получал никаких указаний. Кроме шума, производимого бежавшими конями, слышался только один голос, и то был голос Бен-Гура. На старинном арамейском наречии он обращался к коням: