Бен-Гур

– Вперед, Атер! Ну же, Ригель! Антар, что с тобой? Неужели же теперь ты будешь медлить? Вот так, так, ай да молодец Альдебаран! Я слышу, как воспевают вас в палатках. Поют и женщины, и дети. Поют они о звездах, об Атере, Антаре, Ригеле, Альдебаране, поют, поют о победе! И песни те будут вечны. Чудесно! Завтра домой, домой, под черную палатку, завтра! Антар, вперед! Весь род нас поджидает, хозяин нас ждет! Вот так, вот так! Ха, ха! Сбили мы ему спесь. Рука, поразившая нас, повергнута в прах. Слава принадлежит нам. Ха, ха! Держись!

Проще того, что произошло затем, никогда ничего не случалось. В момент, избранный для нанесения удара, Мессала огибал цель. Для того чтобы его объехать, Бен-Гуру необходимо было направиться наперерез, и правила стратегии предписывали исполнить этот маневр спереди, то есть ему нужно было описать круговое движение с возможно меньшим диаметром окружности. Тысячи зрителей понимали это. Четверка приблизилась донельзя близко к внешнему колесу Мессалы, а внутреннее колесо Бен-Гура к его колеснице. Затем они услышали треск, громкий настолько, что дрожь пробежала по всему цирку, и арена мгновенно покрылась блестящими белыми и желтыми обломками. Колесница римлянина упала на правый бок и ударившись осью о твердую землю, отскочила и раз, и два и разлеталась во все стороны. Мессала же, запутавшись в вожжах, стремглав полетел головой вперед. К довершению ужасного зрелища и для того, чтобы смерть была неминуема, сидонянин, ехавший сзади вдоль стены, не мог ни остановиться, ни свернуть. Полным ходом он проехал по обломкам, переехал через римлянина и врезался в его четверку, обезумевшую от ужаса. Он выбрался из этой суматохи бьющихся лошадей и густого облака песка и пыли, в то время как коринфянин и византиец неслись за Бен-Гуром, не задержавшим ни на одно мгновение своих лошадей. Народ поднялся. Многие вскочили на скамьи, ликуя и оглашая воздух криками. Смотревшие на Мессалу видели, как он мелькал то под ногами топтавших его лошадей, то под обломками колесницы. Он не шевелился, и его считали мертвым. Но несравненно большее число зрителей следило за Бен-Гуром. Никто не видел, как он коварно потянул вожжей и, подавшись немного влево, ударил и раздробил колесо Мессалы концом своей окованной железом оси, но все были свидетелями того, как он преобразился, все почувствовали на себе тот пыл и то воодушевление, которые внезапно охватили его, все видели его геройскую отвагу, бешеную энергию, которые взглядом, голосом, жестом передались его арабам. И как же они мчались! То были как бы громадные прыжки запряженных львов и, если бы не громоздкая колесница, четверка, казалось, полетела бы. Византиец и коринфянин были еще на середине арены, когда Бен-Гур обогнул последнюю цель.

Состязание кончилось. Победитель – он. Консул встал. Народ кричал до хрипоты. Эдитор сошел со своего места и приступил к награждению победителей.

Победителем кулачного боя оказался низколобый, желтоволосый сакс с таким зверским видом, что Бен-Гур невольно оглянулся на него еще раз. Тут он узнал своего учителя, любимым учеником которого был, когда жил в Риме. От него он перевел свой взор вверх и на балконе увидел Симонида. Он махал ему руками. Эсфирь сидела, но Ира встала и, улыбаясь ему, махала опахалом в его сторону – знак внимания, имевший не меньшее обаяние для него, хотя мы, читатель, знаем, что он достался бы Мессале, если бы последний оказался победителем.

Составлена была процессия победителей, и среди восклицаний толпы, желания которой сбылись, она прошла через триумфальные ворота к выходу.

Так окончился этот день.

15. Приглашение

Бен-Гур с Ильдеримом отправились за реку, так как в полночь, как было решено раньше, они должны были отправиться по той же дороге, по которой следовал караван, выступивший в путь уже тридцать часов назад.

Шейх был доволен. Он хотел бы по-царски одарить Бен-Гура, но тот упорно отказывался от самого ничтожного подарка, утверждая, что вполне вознагражден уничтожением своего врага. Этот благородный спор продолжался долго.

– Подумай о том, – говорил шейх, – что ты сделал для меня. В каждую черную палатку вплоть до Акабы, до океана, за Евфрат и за Скифское море проникнет слава о моей Мире, и о детях ее, и те, кто будет воспевать их, вместе с тем будут превозносить и меня, забывая о том, что я уже доживаю свой век, и все копья, не находящие сейчас себе господина, придут ко мне, и воинство мое увеличится в несчетное число раз. Тебе неизвестно, что значит иметь власть над пустыней, и притом такую, какая отныне будет у меня в руках. Власть эта соберет мне неисчислимую дань от торговых людей, дарует льготы от правителей. Клянусь мечом Соломона! Если бы я вздумал теперь отправить посланца за милостью к кесарю, я бы получил ее. Но ты не хочешь ничего? Решительно ничего?

Бен-Гур отвечал:

– Решительно ничего, шейх. Пускай увеличение твоей власти и влияния послужит на пользу грядущему царю. Кто знает, не даровано ли оно тебе с тем, чтобы ты мог быть полезен ему?