Бен-Гур

В то время как шли эти прения, прибыли два посланника – один был Маллух, другой неизвестный. Маллух был впущен первым.

Добрый малый не пытался скрыть своей радости от сегодняшнего события.

– Но перейдем к тому, зачем собственно я приехал, – сказал он. – Мой господин Симонид посылает меня передать тебе, что некоторые из сторонников римлянина поспешили заявить протест против уплаты денежного приза.

Ильдерим встрепенулся и закричал самым резким голосом:

– Клянусь славой Бога! Востоку предстоит решить, выиграно ли состязание по всем правилам или нет.

– Погоди, добрый шейх, – произнес Маллух. – Эдитор уплатил деньги.

– А, ну это хорошо!

– Когда эдитору стали говорить о раздробленном Бен-Гуром колесе Мессалы, он засмеялся и напомнил об ударе, полученном арабами при повороте вокруг цели.

– Ну, а как афинянин?

– Умер.

– Умер? – вскричал Бен-Гур.

– Умер! – как эхо повторил Ильдерим. – А Мессала спасся? Он жив?

– Да, шейх, но жизнь ему будет бременем. Врачи утверждают, что он останется жить, но что ходить он не будет никогда.

Бен-Гур взглянул на небо. Перед собой он видел Мессалу, прикованного, как Симонид, к креслу и так же, как он, выходящего из дому не иначе, как на плечах служителей. Симонид сумел приспособиться к этому, но каково это будет римскому гордецу и честолюбцу?

– Симонид также просил меня передать, – продолжал Маллух, – что Санбаллат теперь сильно хлопочет. Друз и другие подписавшиеся передали вопрос об уплате пяти талантов, проигранных ими, на рассмотрение консула Максентия, а последний переслал его кесарю. Мессала также отказался от своего проигрыша, и Санбаллат, идя по стопам Друза, обратился к консулу, у которого пока и находится это дело. Лучшие из римлян говорят, что протестующие не правы, и к этому мнению присоединяются все оппозиционные партии. Скандал гремит на весь город.

– А как к этому относится Симонид? – спросил Бен-Гур.

– Мой господин посмеивается и чувствует себя как нельзя лучше: если римлянин расплатится, он разорен, если откажется от уплаты – обесчещен. Разрешит это дело императорская политика. Начинать дело с парфянами и для начала оскорбить Восток – плохое начало! Оскорбить шейха Ильдерима – все равно что восстановить против себя всю пустыню, по которой пролегают пути Максентия. Приняв все это во внимание, Симонид просил меня сказать, чтобы ты не беспокоился. Мессала расплатится.

К Ильдериму сейчас же вернулось его доброе расположение духа.

– Теперь мы можем отправляться, – сказал он, потирая руки. – Симонид управится и без нас. Слава осталась за нами. Я прикажу оседлать лошадей.

– Погоди, – попросил Маллух, – на дворе остался еще посланник. Не угодно ли тебе повидать его?

– Клянусь славой Бога! Я позабыл о нем.

Маллух удалился, и его место занял юноша с изысканными манерами и красивым лицом. Опустившись на одно колено, он очень вежливо произнес:

– Ира, дочь Валтасара, хорошо известного доброму шейху Ильдериму, удостоила меня поручением к шейху. Он, по ее словам, окажет ей величайшую честь, если примет от нее поздравления по случаю победы его четверки.

– Дочь моего друга очень добра, – сказал Ильдерим, и глаза его заблистали. – Передай ей этот бриллиант в знак удовольствия, испытанного мной при известии о ее поручении.

Говоря это, он снял с пальца перстень.

– Я исполню в точности твои слова, шейх, – ответил юноша и продолжал:

– Дочь египтянина дала мне еще одно поручение: она просит доброго шейха Ильдерима послать сказать молодому Бен-Гуру, что резиденция ее отца в настоящее время находится во дворце Идернея, где ей угодно видеть молодого человека завтра после четырех часов. И если шейх Ильдерим, приняв от нее поздравление, примет и ее благодарность за эту милость, оказанную ей, она навсегда будет осчастливлена этим.

Шейх взглянул на Бен-Гура, лицо которого покраснело от удовольствия.

– Что скажешь? – спросил он.

– С твоего позволения, шейх, я пойду повидать прекрасную египтянку.

Ильдерим засмеялся и сказал:

– Неужели же человек не должен пользоваться молодостью?

Тогда Бен-Гур ответил посланнику:

– Скажи той, что тебя посылает, что я, Бен-Гур, увижу ее во дворце Идернея завтра.

Юноша встал и, молча поклонившись, удалился. В полночь Ильдерим отправился в путь, распорядившись оставить лошадь и проводника для Бен-Гура, который должен был ехать вслед за ним.

16. В западне

Идя на следующий день на условленное свидание с Ирой от Омфалуса, находившегося в самом центре города, Бен-Гур повернул в колоннаду Ирода и скоро пришел ко дворцу Идернея.

С улицы он вступил в сени, по бокам которых в портик вели уложенные коврами лестницы. У лестниц сидели крылатые львы. В середине стоял гигантский ибис, струивший на пол воду. Львы, ибис, стены и пол – все говорило о египтянах.

Вверху, закрывая собой площадку лестниц, возвышался портик – прелестная колоннада, концепция которой по легкости и пропорциональности в тот период едва ли могла принадлежать кому-нибудь, кроме греков. Портик из белоснежного мрамора производил впечатление лилий, небрежно разбросанных по большой голой скале.