Бенджамин Франклин. Биография

Утонченный вкус американских трансценденталистов, таких как Торо и Эмерсон, страдавших, подобно поэтам-романтикам, аллергией на рационализм и материализм, также побуждал их считать Франклина слишком приземленным. Грубоватые обитатели лесной глуши, относящиеся к среднему классу, по-прежнему с благоговением относились к «Автобиографии» Франклина — это была одна из книг, которые Дэйви Крокет взял с собой в последнее путешествие в Аламо^{84}, — но такой рафинированный отшельник, как Торо, не нашел для нее места, отправляясь на Уолденский пруд^{85}. Действительно, первая глава Уолденского журнала^{86}, посвященная экономике, содержит таблицы и диаграммы, тонко высмеивающие те, которые использовались Франклином. Эдгар Алан По в своем рассказе «Деловой человек» сходным образом подшучивал над Франклином и другими «методичными» людьми при описании возвышения и методов действий его антигероя с подходящим именем Питер Профит.

Имя Франклина упоминается в полуисторическом романе Германа Мелвилла «Израэль Поттер», написанном в 1855 году. В этом произведении он представлен как обладающий неглубоким умом любитель изрекать сентенции. Но Мелвилл, обращаясь к читателю напрямую, извинялся и указывал, что Франклин не был столь одномерной личностью, какой показан в книге. «Стремясь изобразить его здесь с меньшим благоговением, чем принято, рассказчик чувствует себя так, будто воспользовался шерстяными чулками мудреца вместо того, чтобы почтительно обращаться с его прославленной шапкой, которую он когда-то многозначительно надвигал на самые брови». Сам Мелвилл судил о Франклине как об очень многостороннем человеке со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. «Тщательно анализировавший окружавший мир Франклин мог играть в нем любую роль». Он перечисляет десятки начинаний, в которых Франклин преуспел, и затем добавляет, выражая самую суть критической позиции романтиков: «Франклин был кем угодно, но только не поэтом» (сам Франклин с ним согласился бы. Он писал, что «одобряет занятие стихами тогда и сейчас с целью совершенствования владения языком, но не более того»)[626].

Эмерсон дал сходную неоднозначную оценку. «Франклин был одним из наиболее здравомыслящих людей, когда-либо живших на свете, — писал он своей тетке, — и более полезным, нравственным и безупречным», чем Сократ. Но затем он сокрушался: «Франклин-человек является умеренным, безвредным и экономным гражданином, в нем нет ничего героического». В одном из произведений Натаниэля Готорна некий молодой человек жалуется, что все сентенции Франклина говорят «исключительно о том, как заработать деньги, или о том, как их сохранить». В ответ на это сам Готорн замечает, что в подобных высказываниях имеется определенный смысл, но они «учат людей выполнению лишь малой доли их обязанностей»[627].

С расцветом романтизма росло презрительное отношение тех, у кого определение «буржуазный» становилось ругательным словом, к горячо любимому Франклином городскому среднему классу и его «торгашеским» ценностям. Подобный снобизм проявляли самые разные группы: пролетарии и аристократы, радикально настроенные рабочие и праздные землевладельцы, марксисты и представители элиты, интеллектуалы и антиинтеллектуалы. Флобер утверждал, что ненависть к буржуазии «есть начало всех добродетелей», то есть провозглашал нечто диаметрально противоположное тому, что проповедовал Франклин[628].

Но более полное издание наследия Франклина способствовало восстановлению его репутации. После Гражданской войны рост промышленности и наступление Позолоченного века^{87} подготовили почву для прославления его идей, и в течение трех следующих десятилетий он был самым популярным героем в истории Америки. Стали печататься большими тиражами многочисленные романы Горацио Элджера, в которых рассказывалось о добродетельных мальчиках, сумевших выкарабкаться из нищеты и разбогатеть. Слава Франклина росла также благодаря появлению типично американской философии прагматизма, провозглашавшей, буквально по Франклину, что истинность любого предположения — научного, морального, теологического или социального — определяется тем, насколько хорошо оно коррелирует с экспериментальными результатами и приносит практическую пользу.

Его литературный наследник Марк Твен, облачавший свой юмор в такие же домотканые одежды, жил в эпоху, прекрасно подходившую для дружелюбного подшучивания над Франклином, который «тратил свои таланты на придумывание сентенций и афоризмов, призванных причинить страдание всем представителям подрастающих поколений грядущих веков <…>, мальчикам, которые в противном случае были бы счастливыми». Но Твен поневоле был поклонником Франклина, и еще бóльшими его поклонниками были выдающиеся капиталисты, воспринимавшие его сентенции как руководство к действию[629].